Тление - Лорел Гамильтон

— Ты помог нам с проектами для школы здесь, в Миссури, — раздался женский голос из дальнего конца коридора. Я обернулась, чтобы увидеть Эйнжел в ее красной ночнушке, которая отлично подчеркивала ее соблазнительные формы. Она была из числа тех немногих оборотней, которые предпочитали спать в одежде, и ее хороший вкус в нижнем белье оказался всего лишь бонусом к этой привычке. Ее волосы, наконец, полностью отросли в натуральный светлый блонд, и теперь она больше походила на секс-символ пятидесятых, чем на очередную жертву из вампирского фильма семидесятых.

— Смотришься как готовый обед, — заметила я.

— Восхитительно, — согласился Жан-Клод.

— Я собирался ответить вежливо и по-деловому, но уже не могу вспомнить, что именно хотел сказать, — добавил Ричард.

Эйнжел одарила нас улыбкой, которая подходила к ее одежде. Ей нравилось находиться в центре внимания и когда она одевалась в стиле рок-н-ролльской готики, и когда на ней было нижнее белье, как сейчас. Когда она выбирала деловой стиль или одевалась как социальный работник, то это выглядело настолько консервативно, что казалось, будто она прячется.

— Поздравляю с защитой докторской, Ричард.

Он выглядел удивленным, словно не ожидал, что сперва она заговорит с ним.

— Эм, спасибо.

— Когда мы общались в прошлый раз, ее у тебя еще не было, — добавила Эйнжел, и, хотя язык ее тела и улыбка были чертовски сексуальными, тон голоса звучал так, словно она сейчас на деловой встрече. Она сделала это нарочно, без особых усилий, так что по телефону она могла говорить что угодно, и по ее голосу вы никогда не догадаетесь, что она в это время творит на другом конце провода.

— Нет, не было.

— Не виню тебя за то, что ты не выходил из шкафа до тех пор, пока не получил ее, — сказала она, держа руку на бедре. — Степень магистра по соцработе стоила мне больших трудов. Не хотелось бы вылететь из проекта прямо перед получением докторской.

— Это одна из причин, почему я ждал, — согласился Ричард. — Слово «Доктор» перед твоим именем производит впечатление, даже если ты не врач. Думаю, если бы больше профессионалов признались в том, что они оборотни, это помогло бы людям понять, что у нас может быть нормальная жизнь, хорошая жизнь.

Мы остановились, поравнявшись с ней, и Жан-Клод сказал:

— Давайте поприветствуем нашу восхитительную Эйнжел и пройдем в душ, чтобы разделить четвертую метку до того, как я усну для этого мира на день.

Я отпустила их ладони и пошла к ней, но как только я разжала пальцы, возникло ощущение, что весь стресс и напряжение, которые накопились за эту ночь, нахлынули на меня, и все, чего мне теперь хотелось, это спать. Я потянулась назад, к ребятам, а они уже тянулись ко мне в ответ.

— Что это было? — спросила я.

— Будто наш враг чувствует, что мы собираемся закрыть ту дверь, через которую он проскользнул в прошлый раз, — сказал Жан-Клод.

— Хочешь сказать, он выкачивает силу из нас прямо сейчас? Как он сюда пробрался? — не поняла я.

— Я не знаю, ma petite.

— Тогда поцелуйте нас и дуйте уже за четвертой меткой, — сказала Эйнжел.

Сперва я не поняла, о каких «нас» она говорит, и вдруг почувствовала Мефистофеля — моего Дьявола, Дева, еще до того, как он заговорил:

— Я собирался сексуально покапризничать из-за того, что ты собираешься привести в нашу постель еще одного мужчину, не обсудив это со мной, но я чувствую утечку твоей силы.

После чего я увидела его — светловолосого, загорелого, ростом в шесть футов и три дюйма (190 см. — прим. переводчика), он шел к нам по коридору. Единственное, что омрачало привычное зрелище, это коричневые пижамные шорты из шелка, которые так сильно обтягивали его пах, что я даже не могла сказать, прячут ли они хоть что-нибудь — настолько они его подчеркивали, как и должно быть в случае с хорошим бельем. Это заставило меня задуматься, а не прервалось ли его свидание с Ашером, ведь у этого вампира была слабость к коричневому шелку и сатину. Мысль Дева промелькнула у меня в голове: «Нет», это просто была его единственная пижама. Вслух он сказал:

— Как бы меня это не бесило, вы должны закончить с метками этой ночью, — его идеально модельное лицо было серьезным и несчастным, давненько я его таким не видела. Он был сам на себя не похож.

Я вопросительно уставилась на Эйнжел, надеясь, что она мне все объяснит, ведь она, как и Дев, была золотым тигром, и она его сестра. Она в ответ посмотрела на меня так, словно я сама должна была знать, в чем дело. С тех пор, как мы с ней начали встречаться, она частенько на меня вот так смотрела, но, как и все люди, которые встречаются с прекрасными женщинами, большую часть времени я понятия не имела, к чему она клонит.

Я вновь попыталась прочесть мысли Дева, но он подумал про себя четко и громко: «Пожалуйста, не дави, у меня есть причины закрываться». Я отстала, потому что таково было наше соглашение со всеми, с кем мы связаны: чтение мыслей, как и прикосновение, только по согласию. Порой сильные эмоции или яркие мысли просачиваются наружу случайно — это как подслушать ссору в другой комнате, но за вычетом таких случаев все делалось по согласию сторон.

Эйнжел закатила глаза и подошла ко мне за поцелуем.

— Не отпускай парней, я сама все сделаю, — сказала она, и в ее улыбке был флирт с легкой дьяволинкой, она могла бы улыбнуться шире, до ямочки в уголке губ, в конце какой-нибудь сексуальной тирады, вот только этот комментарий очертил всю ее нижнюю губу. Без помады ее верхняя губа казалась тоньше, но нижняя всегда была полной.

Я покрепче сжала руки Жан-Клода и Ричарда, и подалась навстречу Эйнжел. Она наклонилась ко мне и взяла мои щеки в ладони, как чашу. Ее поцелуй был нежным, но основательным, пока мои глаза не закрылись и я не прижалась к ней. Она обняла меня, притянув к себе, и я попыталась высвободить руки, чтобы обнять ее в ответ, но Жан-Клод с Ричардом покрепче стиснули мои ладони, и этого хватило, чтобы я поцеловала ее крепче — с языком и зубами, вжимаясь в нее всем телом. Она ответила взаимностью, и мы,