Янтарь и Лазурит - Чайный Лис
— Друг или враг? — Чуньли озвучил вопрос, который волновал всех на борту, её взгляд встревоженно бродил по пятну.
— Мои люди успели бы догнать нас, но лучше быть готовыми к любому исходу. Аккымы могли выслать подкрепление из Хунсюя.
В ожидании время тянулось ещё дольше, но теперь Кохаку хотя бы видела нечто приближающееся, поэтому не раскисала. Высокий Дунси вернулся к штурвалу, а она стояла и смотрела вдаль.
Сюаньму поднял пиалу с пола и вздохнул — рис и нарезанная рыба уже остыли. Он ушёл на кухню, чтобы снова разогреть, после чего вернулся и подошёл к нуне. Она упиралась подбородком в руки, что лежали на борту. Аромат еды ударил в нос, и в животе Кохаку заурчало.
— Спасибо.
Она забрала пиалу из рук Сюаньму и почти сразу заглотила весь рис, даже не потрудилась прожевать. Вместе со смыслом жизни к ней вернулся аппетит.
Ни Кохаку, ни Сюаньму не знали, сколько времени прошло: казалось, они простояли тут несколько часов, когда чужой корабль, наконец, подошёл достаточно близко. На матче развевался флаг Сонгусыля — всё-таки люди генерала Ю успели. Вскоре они смогли заметить двигающиеся на корабле точки, а ещё позже — знакомые лица, которые узнали и их.
— Принцесса Юнха, мы так скучали! Принцесса Юнха, как вы могли нас оставить? Вы живы, здоровы, у вас всё в порядке?
Громкий голос евнуха Квона разнёсся по всему океану. Кохаку не знала, плакать ей или смеяться. Она не хотела вмешивать в войну простых людей, в особенности тех, кто даже не являлся воином. Она собиралась в будущем увидеться со своими слугами и друзьями, тем более планировала забрать Джинмин от строгих родителей… если выживет. Но не думала, что её близкие приплывут вместе с подчинёнными Ю Сынвона. Рядом с евнухом Квоном хмурилась служанка Хеджин, чьё лицо теперь рассекал ужасный шрам, оставленный рукой аккыма Джукччи, а перед ней на бортике стоял каса-обакэ Дзадза. Всё-таки они выполняли обещание: отыскали зонтик и только потом вернулись в столицу Сонбак, не бросили его. А Кохаку за ними не приехала. Она прикусила нижнюю губу, чувствуя себя виноватой, а уголки невольно растянулись в улыбке. Кохаку подняла руку и помахала.
Сюаньму смотрел на неё и чувствовал, как его грудь наполнялась теплом. Больше недели нуна пролежала в ужасном состоянии, почти ни на что не реагировала, отказывалась есть и не замечала окружающих. Сейчас, когда она поела, а улыбка, пусть и слабая, но всё равно озарила её лицо, он тоже почувствовал себя счастливым. Сюаньму отошёл от борта и поднял грязную пиалу и палочки, что нуна оставила на полу, и ушёл вымыть. Под шум воды он видел лишь её лицо перед глазами.
Монахи Дунси и Тяньинь говорили, что берегов Чигусы они должны достичь к завтрашнему утру. Вместе с тёплой радостью Сюаньму ощущал, как в груди также росло напряжение. Он понимал, что новый враг должен оказаться посильнее Сюэжэня, от которого они все пострадали, и беспокоился за нуну.
С защитой солнца мы несокрушимы.
«Я буду твоим солнцем, нуна», — мысленно решил для себя Сюаньму и поставил пиалу на влажную тряпку.
Монахи оказались правы. Когда следующим утром Сюаньму проснулся на рассвете и вышел на палубу, вдали на горизонте виднелся чёрный остров. Чигуса. Забытый им дом.
Сюаньму собирался подойди к борту, как вдруг заметил сидящую в углу нуну. Он обеспокоенно приблизился к ней — та мирно спала прямо на полу, закутавшись в меховую накидку и прячась от морозного ветра. Он наклонился над ней и позвал:
— Нуна. Почти приехали.
Она приоткрыла свои заспанные глаза и сонно осмотрелась по сторонам, пока до неё доходил смысл сказанного. Затем Кохаку резко вскочила, из-за чего накидка слетела с её плеч, но холод уже ушёл на задний план. Взгляд был прикован к чёрному острову.
Кохаку сглотнула, не в силах произнести ни звука.
Мрачная атмосфера как будто достигала и кораблей, а может, на Кохаку просто нахлынули воспоминания, которые она не видела перед глазами, но ощущала боль, страх, отчаяние. Чем сильнее они приближались, тем чётче виднелись обгоревшие стволы деревьев, что больше не цвели. На Чигусе не осталось ничего зелёного, у берегов больше не плавали ни каппы, ни рыбы.
Не только сам остров, но и близлежащий океан окутывал чёрный туман, раскинувшийся на несколько десятков и даже сотен ли* вокруг Чигусы. Неужели это и есть та самая сила аккыма, которого другие называли отцом?
* Ли (кор. 리) — 0,393 км.
Кохаку не заметила, как сильно сжала руки в кулаки, и не почувствовала, что процарапала кожу. Сюаньму осторожно дотронулся до неё, она вздрогнула и вместе с этим очнулась от странного состояния: либо туман, либо воспоминания о прошлом гипнотизировали и разрывали связь с реальностью. От руки Рури исходило тепло, он осторожно провёл пальцем по её ладони, пока она не разжала кулаки, и взял её за руку.
— Спасибо, — пробормотала она себе под нос и улыбнулась.
Когда они вошли в туман, повисла резкая угнетающая тишина. За его пределами существовала жизнь — яркая, шумная; здесь же остался лишь мрак и напряжение, даже океан потерял свои краски. Кохаку вновь попыталась сжать руки в кулаки, но одну из них держал Сюаньму и помог ей прийти в чувства лёгким поглаживанием. Щёки покалывало, но не от холода, а от накапливавшегося страха. Дышать становилось сложнее, и Кохаку ощущала, как её накрывала волна паники.
— Нуна, — голос Сюаньму, как луч солнца пробивался сквозь тёмные тучи во время грозы, осветил и её. — Всё будет хорошо.
Корабли — маленькая джонка монахов и огромное судно воинов генерала — приближались к берегу через сгущающуюся тьму. Туман оказался настолько плотным, что сквозь него не проглядывало даже небо.
Генерал Ю, Чуньли и Тяньинь стояли рядом с Кохаку и Сюаньму и смотрели на земли Чигусы, пока Дунси вёл их корабль. Вскоре судно причалило к берегу.
Кохаку не стала дожидаться трапа, а вытащила свою руку из хватки Рури, перемахнула через борт и спрыгнула в потемневшую от тумана воду, подняв за собой брызги. Она тяжело дышала, осматриваясь по сторонам. Мёртвый остров. Не было звуков птиц или насекомых, не росла даже трава, осталась одна почерневшая земля и давящая тишина. Кохаку ступила на берег.
— Принцесса Юнха! — К ней уже мчался евнух Квон, спустившийся со второго корабля.
Она обернулась, и ненависть вместе с яростью мелькнули в её глазах.
— Я приказываю остаться здесь.
Эти чувства были направлены на виновника, разрушившего её дом и погубившего её семью. Двадцать лет своей
