Ну, здравствуй, жена! - Татьяна Геннадьевна Абалова
Мужчины - отец и сын Цессиры, пришедшие оценить работу портнихи, замерли теми же сурками. Когда шок отпустил, Гаррон широко осклабился, а Гердих - наоборот, нахмурился.
- Это вызов, - сказал он.
- Кому?
- Всем женщинам. Они будут себя чувствовать одетыми в доспехи.
- А мне нравится, - помощь пришла откуда не ждали. Гаррон обошел Юльку по кругу. - Увидев такую красоту, наши наконец-то перестанут изводить себя голодом и утягивать тела, лишь бы талия была уже. Есть на что посмотреть, есть что пощу...
Под взглядом отца сын скривился и закончил защитную речь несколько иначе:
- ...есть, о чем пошушукаться.
Юля уже знала о существовании невесты Гаррона, которую должна была впервые увидеть на королевском балу, посвященном наступлению зимы. Особый трепет вызывала предполагаемая встреча с мачехой - женой лорда Цессира, которая большую часть года проводила в замке у Пенного моря. «Матушка вот уже лет двадцать как поправляет здоровье, - уточнил ее сын, но заметив испуганный взгляд сводной сестры, тут же добавил, что и на этом балу родительница навряд ли появится. - Разве что на мою свадьбу выберется. Но и это не точно. У нее с лордом Цессиром абсолютная несовместимость. Даже амулет Обожания не помогает».
- И что в этот раз прислал лорд Ханнор? - гордый поворот головы и надменный взгляд Юлии могли бы ввести в заблуждение кого угодно, но только не Мильку.
Пусть госпожа изображала, что ей безразличны подарки лорда, служанка не раз видела, как она, думая, что за ней никто не наблюдает, улыбаясь, трогала лепестки экзотических цветов, привезенных из других миров, и, закрыв глаза, слушала музыкальную шкатулку, называемую весьма странно - «плеер». От этой штуковины шли тонкие веревочки, которые дочь лорда Цессира втыкала себе в уши и тихо подпевала «Миллион, миллион, миллион алых роз...» или «Желтые тюльпаны, вестники разлуки...».
А ведь сначала смеялась, спрашивая саму себя: «И где он такое старье откопал?».
- Лорд прислал какие-то бочоночки, - Милька высыпала их из мешочка на кровать, где еще предавалась утреннему томлению «заноза сердца лорда Ханнора» или просто «Заноза». Слуги быстро окрестили деву, заставляющую легендарного командира пограничников тратить баснословные деньги в лавке, торгующей диковинами с Земли.
- А, батарейки! - она шустро собрала их и, открыв тонкую крышку серебристой шкатулки, заменила старые.
- А эти куда? - Милька собрала высыпавшиеся бочонки в ладонь.
- Выброси, они кончились.
Служанка за дверью потрясла одну батарейку у уха.
«Каким был бочоночек, таким и остался. Тяжеленький. Странные эти господа. Им лишь бы все выбрасывать».
В шкафчике у Мильки уже лежала чересчур крикливая птичка, сделанная из непонятного материала - гладкого и очень яркого. Стоило нажать на хохолок, как та начинала прыгать и петь тонким женским голосом на непонятном языке.
«Соловей поет на китайском», - пояснила тогда Эйжения.
Но был день, когда Заноза впервые обрадовалась подарку - маленькой плоской коробочке, на прозрачном квадратике которой бегал нарисованный волк и собирал яйца в корзину. Нужно было нажимать на цветные шишечки, что выстроились по бокам картинки, пальцами. Развлечение заканчивалось режущим уши звуком. По представлению Мильки, так у Валааха звучат трубы, когда он открывает подземелье для черных душ.
Именно после этого странного подарка Эйжения начала принимать знаки внимания от лорда Ханнора. До него цветы и дивные безделушки немедленно отправлялись назад.
Мильке однажды довелось встретиться с щедрым на подарки лордом. Молочник, приходящий каждое утро, шепнул ей, чтобы она незаметно для леди Эйжении вышла за ворота. В ладонь легла монета такого достоинства, которую за всю свою шестнадцатилетнюю жизнь служанка ни разу не видела.
Лорд поразил Мильку. Даже можно сказать, напугал. Суровые черты лица, внимательный взгляд с прищуром и... короткие волосы. Только младенчики да дряхлые старики в силу своего возраста не следуют принятой в Агриде моде, остальные за дверь не выйдут, если у них не отрастут лохмы ниже плеч, а тут... И ведь совсем не стеснялся, не накидывал на голову капюшон. Словно ему было все равно.
«Добропорядочные люди, по примеру пресветлого Шаагиля, никогда не обрежут свои волосы так коротко».
- Головой за леди Эйжению отвечаешь, - лорд не стал растекаться в любезностях, коими одаривают чужих слуг, если от тех требуется помощь. - Следуй по пятам. Если заметишь какую-нибудь странность, а тем более угрозу, хватай хозяйку за руку и немедленно нажимай вот на этот завиток. Где бы я ни был, хоть под землей, тут же приду на помощь.
Служанка поверила.
«Выберется из-под земли как проклятый Валаах». Да что говорить, черный бог, после того как его выгнали из чертогов, так, должно быть, и выглядит. В подземном пекле даже он не сохранил бы свои кудри.
Милька помнила, как однажды она слишком низко склонилась над очагом, и огонь лизнул кончик ее косы. Вонь стояла такая, словно спалили целую подушку из куриного пера.
В отличие от Валааха милорд пах приятно. И одет был изысканно. В этом она, дочь портнихи, понимала.
«Эх, если бы не короткие волосы да шрамы на руках...»
- Ты меня поняла? - в ладонь служанки легла цепочка с маленьким амулетом, в центре которого мерцал серый камешек. - Будет опасно, хватаешь леди Эйжению за руку, а другой жмешь на камень. Носи на шее. Не снимай.
Милька зачарованно кивала. Она следила за губами лорда и не могла отвести от них взгляд.
«Если Валаах такой же красавчик, то и в пекло идти не страшно...»
И тут же мысли служанки метнулись к витражу в храме, на котором была изображена пресветлая пара и их вечный враг. Теперь, любуясь человеческим воплощением Валааха, Милька сильно сомневалась, что, будь она Афарикой, отдала бы яблоко эльфоподобному Шаагилю. Она, как пить дать, не устояла бы и выбрала его брата, при виде мужественной красоты которого аж пальцы на ногах поджимаются.
«Ох, прости меня, пресветлая Афарика!»
***
Лорд Ханнор мерил шагами комнату. Изегер велел вынести из нее весь помпезный хлам, но все равно задыхался, словно тигр в неволе. Ему бы сейчас быть в крепости, следить за урийцами, которые после драки с Раттаром как-то подозрительно затихли, а он торчит в столице. Но в Агардаре ему находиться важнее. Здесь Джулия, над которой нависла угроза.
Он чувствовал опасность. Даже воздух, который в городе всегда загрязнен ошметками магии, казался более густым и болезненно искрящимся. Будто в серой мгле скопилось неимоверное напряжение, способное взорвать кажущуюся
