Ну, здравствуй, жена! - Татьяна Геннадьевна Абалова
- Гад! Дурак! Лежал и слушал, что я там бормочу! - она топнула, и сапожок провалился в рыхлый снег, неприятно обдавший ногу холодом. - А я тоже хороша! Ах, улыбка, ах, глаза!
Добежала до кареты, рывком открыла дверь, не дожидаясь помощи кучера.
- У нас был секс, - передразнила себя Юля противным голосом. - О, боже, боже!
Она ткнулась лицом в колени. Как теперь узнать, проснулся Изегер с самого начала ее безумной речи или только в конце? Ох, лучше бы в конце, где она произнесла нейтральное «Дай нам шанс. Не умирай, ладно?». Ну, почти нейтральное. Такое ведь могла сказать любая женщина, надеющаяся на налаживание отношений?
Откинув занавеску от окна, прижалась пылающим лбом к стеклу.
На улице темнело. По снегу, загребая короткими ножками, шел квалон. Голова втянута в плечи, руки чуть ли не по локоть засунуты в карманы. Тонкая куртка явно не грела.
- Вжик? Вжик!
Кучер едва успел остановить лошадей, когда дверь кареты открылась и на дорогу выскочила хозяйская дочь.
- Вжик! Родненький! - сапожки скользили по снегу, подол длинной юбки намок и путался между ногами, но Юля все равно бежала за квалоном, шмыгнувшим куда-то в проулок.
- Вжик! Постой! Это я! Джулия.
Он остановился. Голубые глаза в недоверии скользнули по чужому лицу.
- Смотри. Вот твой Упырь, - Юля рванула ворот и достала строн. - Ну, помнишь? Замок, лорд Ханнор, турнир?
- Помню, - Вейжик еще сильнее втянул голову в плечи. - Но мне надо идти.
- Ты где остановился? Может быть, встретимся? Лорд Ханнор тоже сейчас в городе! - Юля несла все подряд, думая расшевелить Вжика, сделать его взгляд теплым. Квалон, что стоял перед ней, был каким-то чужим, словно прошедший год стер все, что было между ними. Доверие, дружбу, чувство плеча.
- Я сам найду тебя, - коротко бросил он. - Иди. Здесь опасно.
Юля обернулась. Возле кареты топтался кучер, с тревогой следя за своей пассажиркой.
- Хорошо, - сказала она, но Вжика рядом уже не оказалось. Цепочка следов обрывалась на том самом месте, где он только что стоял.
- Отец?
Лорд Цессир сам распахнул двери. Увидев заплаканное лицо, порывисто прижал дочь к себе.
- Не надо, - Юля напряглась, не желая принимать необоснованное сочувствие, а когда Гердих отпустил ее, и в его глазах засветился вопрос, устало выдохнула. - Все хорошо. Лорд Ханнор и не собирался умирать. У него в роду одни сводники. Дульф недалеко ушел от своей матери и Карторы.
- Вот же ж! - главный сыщик королевства сразу все понял.
Юля не ожидала, что отец рассмеется.
Он хлопал себя по коленям, мотал головой, вытирал слезы, но все не мог остановиться.
«Знал бы ты, что я там наговорила...» - Юля дернула плечом и пошла в свою комнату.
Она не понимала, что только что принесла лорду Цессиру ответ на самый трудный вопрос в его жизни: стоит идти к королю с докладом, что грядет война, или следует обождать.
«Фух! Пронесло! Изегер не умирает, стены его замка не разрушаются, а урийцы продолжают сидеть в степи и лелеять мечту о возрождении Ури-цы. Обождем с докладом».
Глава 46. Столичная жизнь
- Леди Эйжения, посыльный принес цветы и какой-то мешочек, - в комнату сразу после стука вошла служанка, которую лорд Цессир выделил для помощи дочери. Мать Мильки работала при королевском «доме мод», а потому девушка с ранних лет знала, как следует одевать, застегивать или завязывать тот или иной наряд, таких простые люди не только не носили, но даже в глаза не видели. Маги и женщины из их окружения пешком не передвигались, и все великолепие привозимых из других миров тканей и драгоценностей, сделанных умелыми магами рода Ювелиров, скрывали кареты, которые тоже не были созданы силой местной инженерной мысли. Магия, а также возможность путешествовать по мирам и заимствовать те или иные новшества не способствовали рождению агридских Кулибиных. Этот факт Юля прочувствовала почти сразу, как только оказалась в стенах замка.
Столичная мода являлась миксом эпох и миров. Здесь ходить в брюках женщинам не возбранялось, но были те штаны весьма своеобразны - тонкая кожа, выстроченная так, чтобы обтянуть выпуклые женские формы, украшалась притороченным к поясу шлейфом из легкой, порой прозрачной ткани, который волочился за модницей метра на три.
«Формами» фигуры придворных дам назвать можно было с большой натяжкой. Это в горах на южной границе женщины отличались румяным лицом и дородными телесами. Скорее всего свою роль в формировании выпуклостей и вкусов местного населения (тамошние мужчины явно тяготели к излишествам в фигурах) играли чистый воздух и вода, неспешная деревенская жизнь, а также нехитрые увеселения и охота, которая к столу всегда подкидывала то горного козла, то степного кабанчика. При дворе же, как успела порассказать Милька, леди были так тощи, что выпирающие лопатки можно было принять за зачатки крыльев.
После ухода портнихи - матери Мильки, восхитившейся благородной бледностью и тонкой костью дочери лорда Цессира, Юля придирчиво осмотрела себя в зеркале и сделала правильные выводы. Эйжения обладала впалой грудью и плоской попой. Нынешняя владелица перечисленных частей тела, привыкшая к своим, пусть и не таким, как у деревенских девушек, округлостям, мириться с существующим положением не захотела, а потому слегка подправила «недостатки». Злоупотреблять не стала. Всего-то по пять сантиметров здесь и там.
Пришедшая через неделю портниха озадаченно кусала губы - пошитый наряд трещал по швам.
- Эдак ты ее и вовсе раскормишь, - упрекала она за дверью дочь. - Через неделю бал, а кроить придется заново.
- Сама не понимаю, откуда у госпожи наросло, - пыталась оправдаться Милька. - На хлеб и воду ее, что ли, посадить?
- Не надо меня на хлеб и воду, - Юлия распахнула дверь, и обе женщины застыли с широко раскрытыми глазами. Как сурки на дороге, ослепленные светом фар. - Мы поступим иначе. Знаете, что такое платье-халат?
В итоге Юлька стала обладательницей шикарного наряда, запахивающегося сзади и оставляющего спину открытой. В таком и грудь не была обременена сложным и неудобным сооружением с кучей пластин и застежек, и двойной длинный шлейф при крепкой попе делал фигуру изящной. Завязывающаяся на шее ткань до талии струилась черным золотом, а на поясе перехватывалась широкой лентой. Драгоценности, перешедшие Юлии от бабушки Эйжении, подходили к платью как
