Между тьмой и пламенем. Часть 2 (СИ) - Элевская Лина

Леди Этеле в первый миг решила, что это просто новый бред. И даже успела ужаснуться, когда ноги сами начали выполнять приказ. А потом собственных мыслей у нее не осталось.

Она не заметила, как вскочила в седло.

И точно так же бездумно пустила кобылку галопом.

Слова Эльзы звенели у нее в ушах, повторяясь снова и снова. Перед глазами стоял тот неподвижный взгляд, обладавший почти колдовской силой.

Она узнала тайну и сама отправится на тот свет. Она убьет себя, лишь бы не выдать чужой секрет. Она никому и ничего не скажет об этой девушке, не вернется домой… никогда не вернется…

Она не помнила того, как направила лошадь к обрыву. Но истеричное ржание лошади, пытавшейся и не сумевшей вовремя остановиться, рывок, выдернувший ее из седла, запомнила хорошо.

Как и страшный удар о скалы. Один. Второй. Затем стылые объятия мелкого ручья.

Она долго лежала неподвижно, переломанная, чувствуя, как кровь покидает тело. И вместе с естественным ужасом скорой смерти испытывала еще более пугающее удовлетворение от осознания, что поступила правильно – сделала все так, как ей сказали. Она умрет, как и должна.

Но смерть так и не пришла.

Ее подобрал полусумасшедший, седой старик. С ненормальной силой взвалил на плечи и отнес в свое жилище глубоко в лесу. От разочарования, чувства, что подвела Эльзу, она рыдала, досадуя на собственное бессилие.

Но может, старик унес ее, чтобы убить?

Увы. Он попытался ее спасти, хоть и неумело. Умелый лекарь перевязал бы раны, зафиксировал бы переломы еще в лесу...

Едва придя в себя, она зубами вскрыла себе вены – потому что она должна была умереть. Должна была желать этого.

Тогда старик привязал ее к кровати.

Но она все равно умирала – потому что думала только о собственной смерти.

А через несколько дней в глухую хижину отшельника, к которой не вела ни одна тропа, случайно забрел странствующий жрец Шаэли. Истинный жрец.

Дженис снова вздрогнула, вспомнив, как он тогда посмотрел на нее, слушая бормотания старика. Как совершил первое воззвание. Как в ритуальном зеркале, поднесенном к ее губам, в дымке ее дыхания проявилось безукоризненно красивое женское лицо с черными провалами на месте глаз… И все стекло было словно оплетено черной паутиной.

Увидев это, жрец не ушел, а принялся раскладывать на шатком столе какие-то странные порошки, травы, амулеты... и зеркала.

– Сильнее смерти может быть только смерть, – впервые подал голос пришелец. – Главный парадокс нашего служения.

Против воли леди Ламиэ заинтересовалась.

– Постулат? – слабым голосом уточнила она.

– Постулаты у других, – улыбнулся жрец. – У Шаэли – только парадоксы. Их много… Не боится смерти лишь тот, кто привык смотреть ей в лицо, хотя он же боится ее больше других. Страх смерти не есть трусость. Мы все умеем жить и умирать, это два безусловных знания. Смерти не страшна жизнь, жизни не страшна смерть, а вместе они образуют бесконечность. Погибель не отогнать, вливая жизненные силы и укрепляющие зелья – они, как ручьи, делают реку только шире. Прервать порочный круг способна лишь Шаэли… – Он прервал мерную речь и всмотрелся вдруг в ее глаза. – Тебе страшно? Боишься подойти к грани?

Она не сразу поняла его и поневоле включилась в разговор.

– К грани между жизнью и смертью?.. но я могу погибнуть… – Именно! – Нет. Я не боюсь. Я хочу умереть. Должна!

– Нет, ты хочешь жить, – улыбнулся жрец. – Но веришь, что должна умереть. Видишь парадокс? Я -

вижу, потому и остался. Ты уже ступила в этот круг. Пройди его до конца и разбей, иначе погибнешь наверняка, – он пожал плечами.

Жрец казался бы безумцем, если бы не глаза – цепкие, хваткие.

– То, что на тебя наложили… черная паутина... это не заклятье, не печать, это не почувствует и не снимет ни один маг. Принуждение, вложенное в самую твою сущность. А грань… грань не так страшна, поверь.

– Что может знать о ней тот, кто там не бывал?

Безумная усмешка. Черные глаза вдруг вспыхивают зеленоватым сиянием.

– Кто тебе сказал, что я там не бывал? Как, по-твоему, Шаэли благословляет своих жрецов? Я знаю грань, знаю хорошо. И удержу тебя на ней. Там можно просить у богини жизни, смерти, дара, милости… Это твой единственный шанс.

И отчего-то она тогда ухватилась за этот шанс. Может, оттого, что жрец пробудил в ней искорку любопытства.

Так миледи впервые попала в святилище Шаэли, которое сделалось ее убежищем. До сих пор, когда вновь подступало прошлое, она, пересиливая себя, отправлялась в заброшенное святилище богини смерти, и там, под пустыми взорами древних зеркал, раз за разом приходила в себя.

Сам ритуал стерся из ее памяти, но, очевидно, она (или жрец за нее?) попросила о жизни. Леди помнила только, что когда, придя в себя, она сделала первый вдох, легкие едва не разорвались от боли. Она еще больше ослабела… но при этом нашла в себе силы бороться с жестоким наваждением.

На ноги леди Этеле встала только через полтора года – повреждения, полученные при падении, были слишком серьезны. Смогла выйти из обители, не боясь, что ее настигнет кара, еще через год.

А потом жрец оставил ее.

Кэллиэн был прав. Эти приступы начались именно тогда. И почему она сразу не поняла?..

Впрочем, она тогда многого не понимала.

Княгиня ни разу не пыталась вернуться домой, помня о внушении. Да и это уже было ни к чему – Дориан ведь женился вновь. Нет, леди Этеле не винила его – он считал ее погибшей. К тому же… разве смерть не разлучила их, пусть и наведенная сперва Эльзой, затем жрецом Безглазой?

Эльзу в королеве Ральде она узнала много позже.

Дыхание снова начало учащаться, и леди Дженис, как за спасительную соломинку, схватилась за слова Кэллиэна: «Все хорошо. В вас этой магии нет».

И ведь странно – становилось спокойней. Почти так же, как если бы она снова оказалась в святилище Шаэли…

Миледи вдруг села на постели, разом забыв и про приступы, и про слабость.

Она ведь и встретила Кэллиэна впервые в святилище Шаэли – изможденного, окровавленного, едва ли не умирающего. Так может, он каким-то образом связан с этим культом? Потому и расспрашивал? Может… если она скажет, что именно сделал для нее истинный жрец…

Но нет. Дориан и так слаб, подвергать его такому риску нельзя.

Да и она больше ни за что не подойдет к этому проклятому зеркалу!

***

Шаэли раздраженно вздохнула и оттолкнулась от зеркала.

Спит… окровавленный, ослабевший… так и не сделавший нужных выводов! Мальчишка!

Когда он уже догадается?! Хотя бы о том, что звание жреца не дается просто так, и тем более самой богиней! Уже и так ему намекнули, и эдак! Да и вообще… возится со своим князем… Куда интересней было бы посмотреть на то, как он бы отреагировал на проблемы той девочки на юге! Шаэли из ленивого любопытства одним глазом изредка посматривала на нее.

Он ведь получил все необходимые подсказки. Даже нащупал сейчас верный метод противодействия!

Он что, сам не понял, что сделал?

Или когда дело касается тех, кто ему дорог, он слишком боится причинить вред?

Шаэли снова вздохнула, но уже не сердито, а печально.

Все-таки он изменился…

Богиня вернулась к своему зеркалу, ласково погладила своего жреца по щеке… то есть его отражение.

И ей в голову пришла новая мысль.

Он ведь всегда смелее действует и быстрее мыслит, находясь на пределе.

Она не будет вмешиваться в события, это ведь запрещено. Просто чуть-чуть подтолкнет его к действиям… к правильным действиям. Конечно, ему придётся нелегко... Но, с другой стороны, им обоим станет гораздо интереснее. Для него до сих пор не существовало невыполнимых задач.

А после можно будет поупиваться собственным величием. Потому что когда он додумается наконец обратиться к ней...

Она, конечно, с готовностью пойдет ему навстречу.

В пустых глазницах снова разгорелись синие искорки.

Глава 14

После всего происшедшего визит остроухого порадовать придворного мага, ясное дело, не мог.