Мертвым можно всё - Евгения Соловьева
Лучано сглотнул, и узкие губы аккару тронула понимающая улыбка.
– Немного поздно для страха, – сказал он тихо. – Не так ли, юноша?
– Живому человеку бояться никогда не поздно, грандсиньор, – возразил Лучано. – Иногда это помогает остаться в живых и дальше.
– Мудрость убийцы?
Улыбка стала шире на какую-то долю мгновения, и тут же Лучано захотелось оказаться где угодно, лишь бы подальше отсюда – за узкими, красиво очерченными губами блеснули игольчатые острия клыков.
– Давно мне не попадались Шипы Претемных Садов, – задумчиво сообщил Витольс. – Возможно, когда все это кончится, стоит опять навестить прекрасную Итлию?
– А как же ваша собственная таверна? – постарался спросить Лучано как можно беззаботнее. – Неужели бросите такое прекрасное заведение? Клиенты будут безутешны!
Аккару снова совсем по-человечески фыркнул и сообщил:
– Ничего, открою ее заново где-нибудь в пригороде Верокьи. Ты ведь оттуда родом? Выговор знакомый.
– У грандсиньора прекрасный слух, – покорно согласился Лучано и зачем-то снова посмотрел вниз, на пустой двор. – Знаете, обычно я сам люблю поболтать, но у меня там енот привязанный.
«И двое спутников непонятно в каком настроении и состоянии, – добавил он про себя, отчаянно борясь с желанием все-таки вытащить нож. – А время к обеду, пора бы выезжать!»
– Енот – это очень важно, – с шутливой серьезностью согласился Витольс. – Что ж, тогда к делу.
И снова улыбнулся.
Лучано успел увидеть, как по-гадючьи растягивается пасть аккару, как сверкают изогнутые клыки, показавшиеся вдруг немыслимо длинными… Это было похоже на кошмар: тело само попыталось дернуться, уклониться, наплевав на приказ разума, но Лучано словно увяз в воде, двигаясь медленно и скованно. Витольс оказался совсем рядом, в его лице больше не было ничего человеческого, сплошной серебряный голод, льющийся из глаз. Эти чудовищные глаза уставились Лучано прямо в душу, пронизывая его насквозь: мысли, желания, потаенные страхи…
– Ты прав, – шепнуло чудовище, которое ходило по земле, когда еще ни один камень не лег в основание Верокьи. – Живому свойственно бояться. Но я слишком ценю хороший букет, чтобы портить его страхом. Твои спутники злились и возмущались, а ты чем меня порадуешь?
И он склонился к шее замершего, словно муха в янтаре, Лучано. Укус-удар был похож на змеиный – та же раскаленная мгновенная боль, а потом тягучее ощущение, что воткнутый в рану клинок медленно выходит обратно. Лучано задохнулся, не в силах кричать, но боль почти сразу прошла, а на смену ей пришло такое же сильное, почти мучительное удовольствие. Страх исчез, смытый волной жгучего и томного желания. Лучано глубоко вдохнул, расслабляясь… И пришел в себя.
Наслаждение туманит разум так же надежно, как боль, но плох тот Шип, который попадется в его ловушку.
– Нравится? – шепнул кошмар с серебряными глазами, отрываясь от шеи Лучано.
– Да-а-а…
Лучано попытался сжать руку в кулак, сильно, до судороги, но мускулы предательски расслабились, и он никак не мог сделать себе больно, чтобы в этой боли найти противоядие от смертельного удовольствия.
Витольс облизнул губы, всматриваясь в лицо Лучано.
– Первый глоток, – шепнул он насмешливо. – Всего лишь первый. Не упирайся, мальчик, я в своем праве, и не тебе скинуть мою власть.
– И как… я… на вкус? – едва ворочая языком, проговорил Лучано, упрямо не позволяя себе утонуть в бессмысленном, но таком сладком экстазе.
– Тебе интересно? – хмыкнул Витольс и погладил его кончиками пальцев по щеке. – Вы прекрасны – все трое.
В голосе аккару появились мечтательные нотки, и Лучано снова содрогнулся – каждый звук низкого голоса Витольса будто проходился по его телу изощренной лаской. Вот ведь… умелец! Если он творил такое с Айлин и Аластором… Понятно, почему эта целомудренная парочка теперь прячется от себя самих!
– В твоей крови – солнце, – снова склонившись, шепнул ему Витольс. – Жар итлийского полдня, цветение апельсинов и лаванды. Звон стали и алхимического стекла, сангретта со специями… Перец и шалфей – определенно! И очень много страсти… Я даже не рассчитывал на такую прелесть. У тех двоих – понятно, они золотая кровь… Но и ты меня порадовал, юный Шип. И даже удивил.
– Я такой, да-а-а-а… – лениво согласился Лучано, пытаясь вынырнуть из теплых ласковых волн, что вот-вот должны были сомкнуться над его головой. – А они? Какие они?
– Гнев и возмущение, – усмехнулся аккару. – Стук копыт, которому отзывается сердце. Можжевельник, звериная шерсть, выделанная кожа и привкус доброго северного железа пополам с родниковой водой.
– Аластор, – определил Лучано, и Витольс едва заметно кивнул. – А… она?
– Желание свободы, – тихо сказал аккару. – Зеленые яблоки, шамьет с корицей и свежесть только что разразившейся грозы. Она пахнет молниями и свежескошенной травой, старыми книгами и морем… И страсти не меньше, чем в тебе, юный Шип, но еще скрытой, не вырвавшейся на волю. О, вы трое редчайший набор! Право, я теряюсь в догадках, как сошлись три такие души! Ну, я утолил твое любопытство?
Не дожидаясь ответа, он снова склонился, коснулся губами шеи почти в поцелуе, и Лучано скрутило, выбивая дыхание, уже знакомое мучительное наслаждение. Он закрыл глаза и остатками здравого рассудка съязвил сам себе, что у грандсиньора аккару нюх не хуже, чем у Перлюрена. Тот безошибочно нашел не только котелок с потрохами, но и нужную сумку. Для него, наверное, Лучано пахнет сытой и безопасной жизнью. Великое дело – правильное чутье…
– Доберусь до лаборатории – сделаю духи, – то ли сказал, то ли подумал он. – С их запахом. Интересно, как поймать аромат грозы и свободы?
– Сделаешь, – согласились едва слышно узкие четкие губы совсем рядом. – Если доберешься. Если выживешь там, куда вы едете. И если эта дрянь, что обвила твое сердце, не проснется… – Пальцы аккару коснулись груди Лучано напротив сердца, и по телу прокатился очередной томительно-сладкий спазм. – Какое сложное проклятие… Красивое, беспощадное. Кто это так высоко тебя оценил, мальчик?
– А вы можете?.. – выдохнул Лучано, вмиг очнувшись от пронзительной надежды, но аккару покачал головой.
– Нет, – сказал он с беспощадной честностью. – Вернее, снять-то я способен, но это тебя убьет. Сердце не выдержит. Но я могу предложить тебе кое-что иное. Ты когда-нибудь думал о бессмертии?
Лучано прислушался к стуку собственного сердца. Оно шло ровно, как отменно сделанные часы, с идеально выверенными крошечными паузами. И где-то там, рядом с удивительным живым механизмом, подаренным ему Благими, свернулась ядовитая дрянь. Ждет приказа, гадина… Ему вдруг стало до дрожи обидно и жалко умирать. Бессмертие? О чем говорит Витольс? Тут бы каждый следующий день пережить, а их все меньше, если верить гадалке Минри. Каждый – как подарок! А бессмертие… Это что-то сказочное, небывалое.
– Я могу подарить его тебе, – шепнул аккару на ухо Лучано, небрежно и легко поглаживая его плечо пальцами через рубашку. – Бессмертие и весь мир в придачу. Все страны, которые ты мечтал увидеть! Долгие века приключений и путешествий. А еще – знания, которые людьми давно забыты. Ты ведь мастер не только клинка, но и алхимии – я прав? Но человеческая жизнь коротка, всего каких-то полсотни лет – и разум начинает слабеть, руки теряют прежнюю точность, а зрение туманится. Разве не обидно, мальчик? Десятилетиями воспитывать свой ум и волю, гранить их, как безупречную драгоценность, – и вдруг понять, что ты не блистающий алмаз, а всего лишь рисунок на песке. Река времени плеснет – и тебя нет… Разве ты не достоин лучшего? Не достоин бессмертия?
«Бессмертие? Как? – невольно подумал Лучано и вдруг понял даже раньше, чем успел спросить. – Неужели любезный мастер Витольс хочет