Околдованная - Лора Таласса
Кошусь на деревья, чувствуя, что там, в тенях, притаился мой фамильяр.
– С ней все в порядке, Нерон, – кричит Мемнон. – И нет никакой нужды рвать меня в клочья. Я не намерен причинять ей боль.
– В данный момент, – добавляю я.
Он опускает взгляд на меня, и взгляд этот тверд:
– Никогда больше, – поправляет он. – Больше никакой мести, est amage. Я поставил ловушку, она захлопнулась. Как только ты выполнишь свою часть соглашения, я похороню прошлое и буду смотреть в будущее. В конце концов, у меня есть невеста, которую надо очаровать.
Выражение его лица меняется, становясь почти веселым.
Будь у меня чуть больше сил, я бы набросилась на него и стерла бы это выражение с его самодовольной физиономии. «Похороню прошлое»! Если бы он был хоть сколько-то заинтересован в этом, то не пытался бы воскресить давно утраченные воспоминания.
Мой фамильяр выскальзывает из-за деревьев, так плавно и тихо, что заметить его трудно даже под полной луной. Пантера подходит к нам – прижав к голове уши, тихо рыча, – и шипит на Мемнона, показывая клыки.
Хороший котик. Беру назад все грубые мысли, которые когда-либо были направлены на Нерона!
– Я не отпущу ее, Нерон, даже ради…
Нерон взмахивает когтистой лапой.
Колдун крякает от боли, едва не роняя меня.
– Черт, Нерон. Я знаю, ты ее любишь. Я тоже. Она со мной в безопасности.
Мой фамильяр продолжает угрожающе рычать, явно разъяренный, и я уверена, что пантера нападет на Мемнона снова – мой фамильяр просто ждет подходящего момента.
– Все в порядке, Нерон, – тихо говорю я и протягиваю руку.
Рычание большого кота затихает, и секунду спустя лобастая башка упирается в мою ладонь.
Я ласкаю его.
– Ты самый лучший фамильяр, о каком только можно мечтать, – воркую я, хотя и уверена, что Нерон ненавидит такой голос. – И со мной все хорошо, правда. Давай выберем для атаки на Мемнона другое время, ага? – Чувствую, что колдун смотрит на меня, но не утруждаюсь обернуться, чтобы полюбоваться его лицом. – А пока оставим этого ублюдка в покое.
Достаточно на сегодня насилия.
– Как ты милосердна, Императрица, – судя по голосу, Мемнон забавляется.
Нерон тут же снова рычит, но Мемнон идет дальше, и пантера, умолкнув, следует за ним по пятам.
– Радуйся, что я не попросила его кастрировать тебя – думаю, он был бы не против.
– Селена, мы с тобой оба хорошо знаем, что мой член слишком интересен тебе, чтобы ты позволила такому случиться.
Сердито зыркаю на него:
– Уверена, что он, как и все остальное в тебе, станет разочарованием.
Если я ожидала, что Мемнон оскорбится, то я ошибалась. Колдун удивленно хохочет.
– Не вижу тут ничего смешного.
– Да ладно, Императрица, ты очень забавная, даже когда остришь на мой счет. Кроме того, я ценю подтверждение того, что в какой-то момент ты все же собираешься увидеть мой член.
– Я не подтверждала…
Черт, а ведь и правда, да? Мои слова можно понять в том смысле, что в будущем я таки увижу колдуна голым.
На лице Мемнона то же самодовольное выражение.
– Тема кастрации еще на повестке дня, – заверяю его я.
– Как и секс, очевидно, – отвечает он, и глаза его игриво сверкают.
Я прищуриваюсь.
– Хотя мы можем сделать это и на повестке, и днем, – добавляет он. – Да вообще, где и когда тебе угодно, est amage. Я живу, чтобы служить лишь тебе.
Вспыхиваю от его слов – и то, что Мемнон прижимает меня к себе так крепко, что я чувствую у своей щеки биение его сердца, отнюдь не помогает успокоиться.
Я выдыхаю. Жажда боя покидает меня. Голова пульсирует от перерасхода магии и потери воспоминаний. Я сама льну к груди Мемнона, не заботясь о том, что он воспримет это как очередную победу. Пускай – потому что сегодня я действительно проиграла.
Только сейчас начинаю это осознавать.
Мемнон огибает наш дом, идет к входной двери. Мы минуем каменных ламассу, и стражи порога не пытаются защитить меня от Мемнона.
Кроме Нерона, мне рассчитывать не на кого.
Колдун становится у двери, и сердце мое пропускает удар, когда змеи на голове бронзовой Медузы – нашего дверного молотка – извиваются и шипят:
– Мы не впускаем порочных мужчин с сомнительными…
Синяя магия выскальзывает из Мемнона и бьет Медузу в лицо.
Барельеф кашляет, зажмуривается – и дверь распахивается.
– Это просто грубо.
Губы Мемнона чуть кривятся:
– Я забочусь о хороших манерах примерно так же, как о соблюдении законов.
Он пересекает фойе, направляясь прямиком к лестнице. Нерон не отстает. В доме тихо, как никогда. Если кто тут и есть, они сидят по своим комнатам.
Ступени и половицы скрипят под ногами Мемнона, и, возможно, дело в моем воображении, но, клянусь, я почти чувствую вкус возбуждения колдуна.
От этой мысли мой пульс учащается. Я очень старалась не думать о том, что произойдет, когда мы доберемся до моей комнаты, но сейчас, когда эта самая комната уже видна, я не могу подавить нарастающую нервозность.
Мемнон останавливается у моей двери, распахивает ее с помощью магии и вносит меня внутрь. А когда в комнату проскальзывает Нерон, колдун пинком захлопывает створку.
Он сажает меня на край кровати, удивительно бережно, потом подтаскивает ближе кресло и устраивается в нем, кладя руки на колени. Располосованное Нероном бедро у него в крови.
Мой фамильяр подходит ко мне, приваливается к ноге. Я наклоняюсь погладить его, и, хотя я слаба от изнеможения и сижу на своей узкой односпальной кровати, а не на троне, но сейчас, в своем платье отмщения, с пантерой под боком, я чувствую себя настоящей опасной царицей. Цепляюсь за этот образ, потому что в нем есть сила, сила, в которой я так остро нуждаюсь.
– Готова начать? – спрашивает Мемнон.
Лицо его безмятежно, но глаза лихорадочно блестят. Я вижу в них возбуждение и желание.
Полагаю, он имеет в виду снятие проклятья. К чему я, конечно, черт возьми, не готова. Но потом мои мысли переключаются на другое его условие.
Выходи за меня.
Я представляю, как кожа его прижимается к моей, как его тело опускается…
Сердце бешено колотится, во рту пересыхает.
Слишком живая картинка предстала передо мной.
Чем дольше я думаю об этом, тем сильнее кипит моя кровь.
Я облизываю губы.
– Когда ты хочешь, чтобы мы поженились?
Поверить не могу, что вообще это спрашиваю!
Мемнон подается вперед, берет меня за руку, сжимает ее. Он противоестественно красив, и я ненавижу себя за то, что
