Не открывайте глаза, профессор! - Лея Болейн
И всё же кое-какое оживление в первых рядах энтузиастов присутствовало. Забившейся в середину потока алкающих знаний отроков мне были прекрасно слышны жаркие перешёптывания адепток:
— Сам профессор Мортенгейн!
— Да-да, именно он!
— Высокородный дуплиш!
— Красавчик!
— Несколько староват для тебя, Марисоль? Сколько ему, за тридцать?
— Да нет же, у дуплишей это самый рассвет!
— …всё равно не женится, Глинта, подбери слюни!
— Да я бы и так…
— У него такие сильные руки…
— Ммм, какие руки!
Хотелось заткнуть уши, а лучше выскочить из аудитории в спасительную тишину коридора — может быть, я и выскочила бы, останавливал только страх, что Мортенгейн вот-вот придёт, и мы столкнёмся с ним в дверях.
Я представила себе наше столкновение в красках, его руки, которыми так восторгалась Глинта, моя расфуфыренная губастая и глазастая однокурсница, хватают меня за плечи, чтобы удержать от падения, а потом… Я поднесла к носу запястье и вдохнула едва уловимый травяной запах нейтрализующего запах эликсира.
Как самовольному зельевару, мне очень хотелось определить его точный состав. Увы, нос мне тут помощником не был.
Спокойно, только не впадать в панику. Самое главное — у меня-то голова на плечах. К ознобу и жару можно привыкнуть. Что бы там ни болтал Ист, на людей эти проклятые инстинкты так сильно действовать не должны. Даже смешно — инстинкты, передающиеся со слюной!
Со слюной при поцелуях… Или с другими физиологическими жидкостями. Выхухоль небесная, не смей вспоминать этот ужас сейчас, Матильда!
Я не успела додумать интригующую мысль о том, как безумие передаётся через слюну подобно кишечному расстройству или губному лишаю, потому что шепотки и перешёптывания внезапно стихли, и я, моргнув, поискала источник воцарившейся в аудитории тишины. Источник стоял всего в нескольких шагах от меня, высокий, плечистый, омерзительно уверенный в собственной неотразимости. И, к моему великому сожалению — действительно неотразимый… даже в глухой чёрной повязке на лице, закрывающей оба глаза.
И с тростью, на которую он опирался настолько небрежно, что трудно было заподозрить травму ноги.
Скучающее выражение холёного лица с острыми чертами резко контрастировало со звериной хищностью его повадок. Он вошёл, явно не испытывая сложностей с ориентировкой в пространстве, так что я в первый момент даже подумала, что ткань на самом деле прозрачная, и он устроил этот спектакль исключительно для меня.
То есть — для той девушки из леса, которая является мной… ох, небесная выхухоль!
— Рад знакомству, сожалею, что наши занятия поставлены на столь ранний час, — в полной тишине звучный мужской голос, казалось, проникал под кожу. — Вартайт Мортенгейн к вашим услугам. Надеюсь на плодотворную совместную работу. Чтобы сразу же развеять ваши сомнения — у меня небольшая травма, какое-то время я буду лишён возможности видеть вас, но не рассчитывайте, что это сделает наше взаимодействие проще для вас, все остальные органы чувств работают с утроенной силой. Начнём с небольшого опроса, посмотрим, насколько всё плохо. Адептка Лайра Койро, прошу вас.
…он что же, выучил наизусть список всех студентов Храма?!
Тогда уж студенток!
Вечно дремавшая на заднем ряду Лайра, самая отстающая из моего курса, встрепенулась и, кажется, даже не сразу поверила, что её вызывают — прежний наш преподаватель давно уже понял, что дело это зряшное. Впрочем, само присутствие Лайры на занятии уже было из ряда вон выходящим событием.
— Так щас же лекция, а не семинар, — пискнула она откуда-то сверху.
— Хоть приватный танец в доме терпимости, чем вам заниматься на моих занятиях, решаю только я, — любезно отозвался Мортенгейн. — Идите сюда.
Лайра, нервно одёргивая юбку и так и норовя споткнуться на каждой ступеньке, покорно спустилась со своего укромного уголочка и замерла в паре шагов от профессора.
Тот подошёл к девушке со спины и встал, не касаясь её, разумеется, но нависая над невысокой Лайрой угрюмой незрячей скалой — на мой взгляд, непозволительная, вопиюще непристойная близость…
Ставшие уже привычными жар и озноб неожиданно накинулись на меня с новой силой, только на этот раз — одновременно. Мне вдруг захотелось совершить абсурдную немыслимую вещь: вскочить и кинуться вниз, оттолкнуть профессора от однокурсницы, залепить пощёчину… ему или ей? Да обоим сразу! Вцепиться в волосы, может быть, даже укусить. А следом опять подоспели воспоминания — его ладони на моей талии, его зубы, сжимающие кожу шеи, безжалостно наматывающая волосы рука…
— Ну, начинайте, адептка, — вкрадчиво произнёс Мортенгейн, стоя за спиной дрожащей Лайры.
— Что начинать? — зазаикалась девушка.
— Излагайте нам тему занятия. Живее.
— А к-ка-к-кая у нас тема?
— Ах, да, я же её не озвучил. Дайте-как подумать… Чтобы поднять настроение с утра — мужская половая система.
Лайра закачалась, как осина на ветру. Я закусила губу — казалось, Мортенгейн вот-вот обнимет её или укусит в шею.
— С ч-чег-го начать?
— С главного. Кожа полового члена содержит… Ну что ж вы заалели, как цветок сильтарона перед опыляющей пчелой, вы же целитель, а не монашка! Продолжайте, живо, ну!
— Кожа полового члена содержит многочисленные нервные окончания, — послушно начала Лайра, всё больше и больше краснея. Её лидирование среди отстающих, как ни странно, объяснялось отнюдь не железными мозгами или пренебрежением будущей профессией, а частыми прогулами и огромной неуверенностью в себе. Прогулы в свою очередь были вызваны подработками, которая девушка умудрялась находить в Виснее, чтобы банально не умереть с голоду — как и я, Лайра была сиротой, к тому же в наследство от родителей ей остались долги и два малолетних брата, — свободные окончания, тельца… тельца… пластинчатые тельца и… ещё какие-то тельца.
К концу её голос упал до свистящего шёпота.
— Свободна, — отрывисто бросил Мортенгейн, и я поняла, что какие-то выводы о Лайре и её запахе он определённо сделал. После чего пригласил следующую за Лайрой адептку, продолжив свои немудрёные издевательства. В какой-то момент стало действительно обидно: ну почему он ищет девушку из леса среди самых отстающих?!
Правильно ищет, между прочим.
Постепенно все умные мысли вылетели у меня из головы, и я поймала себя на том, что совершенно не слушаю ответы своих однокурсниц, а просто смотрю на Мортенгейна, слушаю звук его голоса, покрываясь гусиной кожей, злюсь, когда он приближается к очередной жертве слишком уж близко, бессчётное количество раз вспоминаю бесстыжие и хищные прикосновения стоящего передо мной дуплиша и… жду.
Жду, когда настанет мой черёд.
И наступает он довольно быстро: на своём курсе
