Волаглион. Мой господин. Том 2 - Софи Баунт
— Кто? — восклицает ведьма и давится непонятно чем. — Что это значит?
— То и значит. Обычно будущим мамам выпадает.
Сара ухмыляется, крепче сжимает руки на груди и, едва открывая рот, выговаривает:
— Не смешно.
Катерина затягивается через мундштук.
В глазах Сары — боль, которую я мгновенно улавливаю, как и любое изменение настроения. Привык. Сара словно моя вечно ломающаяся машина. Нужно следить за сменой фаз ее настроения, смотреть и прислушиваться, чтобы не оказаться у обочины. В моем случае — чтобы завести ее. И наконец-то уехать домой.
— Что ж, будем считать, что мой дар сегодня отдыхает, упрямится работать, — пожимает плечами Катерина и откидывает назад толстенный желтый шарф.
— Таланты давно покинули тебя, детка, расползлись по штанам любовников, — раздается голос Ричарда. — Обычно в постели что-то получают. Сифилис, скажем. Ты не получаешь и его. Зато отдаешь последние свои достоинства. И извилины.
— Что ты там крякаешь? — недовольно восклицает Катерина.
Макс хохочет, поднимается, жутко хромая. Ричард сидит на спинке стула. Да-да. Не на стуле. На спинке стула. А чуть раньше Рич клевал остатки индейки на подносе (каннибал, ей-богу). Дело в том, что муж Катерины — не человек.
Он попугай.
Красный. Говорящий. Попугай ара.
— И почему ты не стал немым хомяком? — причитает гостья, растирая виски сквозь длинную шапку (она ее когда-нибудь снимает?)
— Эй, ты говорила, что я идеальный собеседник! — каркает он.
— Ах, был когда-то, был. Теперь твоей пернатой заднице стоит планочку снизить. Абсолютно бесполезное создание. Почему ты до сих пор не утопился в раковине? Я бы чокнулась на твоем месте.
— Ой, как я страдаю... плачу в три ручья. Погоди, сейчас найду шнурок от кроссовок и повешусь на рождественском веночке.
Ричард взмахивает крыльями. Пролетает над столом. Одна из чашек переворачивается и кофе (горячий!) выплескивается на русую ведьму, пропитывает горчичный комбинезон.
Ох, безумно больно, думаю.
Катерина подскакивает, махает на себя подносом, после чего хватает пустой чайник и несется вслед за Ричардом, который рассекает круги по гостиной. Попугай сопровождает пируэты издевательским смехом. Хозяйка (или жена? Как правильно?) ловит его с угрозой выщипать перья.
В итоге: Ричард удирает в другую комнату. Катерина — выдохшаяся, растрепанная — поправляет черные гетры, наливает в чайник воды и с проворным грохотком ставит на плиту.
Сара все это время молчит. Макс смеется и катается по полу. Я ковыряю кутикулу.
Набрав тарталеток, Катерина стреляет обратно к столу и кивает всем, подзывает ближе. Тоном искусителя она обращается ко мне:
— Погадать тебе на кофе, милый? Давай сделаю эспрессо.
— Предпочитаю латте, желательно с пенкой.
Слышу хлопок двери. И колокольчик.
— Могу плюнуть тебе в кружку, — наимерзейший голос собственной персоной.
Ага. Вот и оно... пришло. Я измученно закатываю глаза. Проклятье. Явился.
Вампир улыбается, обнажая острые клыки, однако в тот же момент они уменьшаются. Остаются обычные зубы. Усмешка на бледном лице, пентаграмма над бровью, кожаная одежда, пирсинг и семь колец на пальцах — все в нем вызывает ощущение, будто кто-то с силой проводит гвоздем по железу. Скрежет вспыхивает каждый раз, когда ублюдок Виса появляется в поле зрения.
Катерина задумчиво переводит взгляд с меня на вампира.
Виса с нереально сияющим лицом обнимает Сару, которая по-прежнему вжимается спиной в стул.
— Выглядишь потрясающе! Платье сидит великолепно. — Он нависает над ее макушкой. — Лучше бы только ты могла сидеть на мне.
— Боже. — Я снова закатываю глаза. Одновременно с Сарой.
Ведьма правда великолепна, она в красном блестящем платье до пола, с вырезом сбоку почти до талии. Волосы убраны в высокую прическу. Пряди небрежно падают на плечи. Медальон на шее сверкает изумрудами, идеально завершая сексуальный образ.
— Чего кривишься? — обращается Виса ко мне. Он подходит, едва не утыкаясь своим носом в мой. — И кто это выпустил тебя из будки?
— Довольно! — Сара вскакивает и отталкивает нас друг от друга. — Без ребяческих сцен сегодня.
Сара грозно разрезает пальцем воздух, угрожая нам обоим невероятной расправой в случае плохого поведения, и уходит помогать подруге с бокалами. Виса закидывает руку мне на шею. Сдавливает.
— Самый жалкий подкат, какой я видел, — усмехаюсь ему в лицо. — И этим ты хочешь соблазнить Сару?
— Девушки любят ушами. Так что... разомни язык. Если на что-то надеешься.
Виса останавливает взгляд на Катерине. Почему-то кажется, что он намекает на нее. Разве я флиртовал с ней?
Тем временем вампир так резко поворачивается, чтобы пожать руку Керолиди, что своим русым хвостом бьет меня по лицу.
— Висса-а-рий, упырь ты наш зачуханный, — восторженно голосит Макс.
Он вытягивает из-под своего балахона (на нем три коричневых плаща!) дорожный знак. Красный. С рисунком кочки. Пока я недоумеваю, как он запихнул его под одежду, Макс таинственно шепчет Висе:
— Давай сразу по фактам перетрем, да? Я хотел перекантоваться у тебя денек другой.
— Твой денек равняется месяцу. А то и двум.
— Да брось, эй! Ты же меня знаешь. Выеду к концу праздников.
— Ага, да, проходили. И... ты че опять дорожный знак срезал по пути?
— У него особенный цвет, гляди. Как увидел — так и застыл. Ядрена мать, меня чуть грузовик не снес на трассе, я прям на полосе застыл. Есть в нем что-то... искажающее реальность... Это он. Тот самый. Отвечаю! Он искривляет пространство.
— Мозг у тебя искривленный, — замечает Катерина.
— Пупсик, ты бывала там, где был я? Поверь, — Макс почти залазит на стол, ползет по столешнице к Катерине, — оттуда, да, именно оттуда приходят они, это их мир...
Стукнув себя по лбу, подруга ведьмы вырывает из рук визжащего Макса дорожный знак, норовит выкинуть его на улицу, но парень отбивает трофей и садится под елкой, едва не рыдая от восторга.
Катерина оттирает мазуту, перебравшуюся на нее с Макса.
— Ладно грязь, где ты мазуту-то отыскал? — кричит она.
— Не он находит мазуту, а она его, — смеется Виса.
— А так тебе и надо! — огрызается Макс. — Пусть выест тебе кожу моя грязь. Не будешь совать нос туда, где ничегошеньки не понимаешь. Найти такую вещь — тоже, что открыть новую планету, настоящее счастье для колдуна, ничего-ничего