Крапива - Даха Тараторина
Шатай поймал её за рукав и дёрнул на себя. Крапива поскользнулась, упала в его объятия и на миг нырнула в темноту.
***
После позорного сражения Змея не радовали ни наложницы, ни обозы с пищей и оружием, что удалось сберечь. Запасы и рабыни, как водится, шли в самом хвосте войска, оттого оползень не задел их. Но что толку, если оружия теперь больше, чем живых людей? От несметного воинства осталась жалкая кучка, которой едва хватит снести деревню, когда закончится гроза. И уж он постарается, чтобы срединники и предатели-шляхи успели пролить изрядно слёз прежде, чем он позволит им умереть.
От ветра и воды их спасали своды того самого холма, что похоронил остальную часть воинства. Кто-то даже смел роптать, мол, Рожаница сказала своё слово, уходить надобно, а не вдругорядь испытывать её терпение. Тогда Змей выволок из шатра одну из рабынь и крикнул:
– Если боги хотят остановить меня, так пускай сделают это. Ну!
Когда же ответа не последовало, втоптал голову женщины в грязь и держал так до тех пор, пока она не перестала дёргаться.
– Вот где ваши боги, – сказал Змей. – Тем же, кто всё ещё со мной, я жалую награду.
Шляхи сомневались недолго. Рабыни, горячая пища и сухая одежда усмирили их нрав. Боги далеко, и есть ли им дело до людей, поди пойми. А тепла и ласки хочется уже сейчас.
Полы шатра раздувались от порывов ветра, а воду, проминающую крышу, то и дело приходилось сливать. Но невольницы ублажали мужчин, и те всё меньше вспоминали о гневе Рожаницы. Одного только Змея не радовал ни очаг, ни покладистая Лада, уже дважды предлагавшая себя господину.
С тоской и яростью Змей был знаком, а вот чувство, одолевающее его сейчас, оказалось в новинку. Однако, когда ему донесли о мальчишке, явившемся на поклон, Змей не удивился. Все пред ним падали ниц. Рано или поздно. Ясно, что и этого стоило ждать.
Полог шатра откинули, и мальчишка вошёл; Змей брезгливо поморщился. Промокший, чумазый, тощий и жалкий. И это – его сын?! Его кровь?! Тот, чья воля к жизни оказалась настолько сильна, чтобы побороть чудодейственное снадобье, раз и навсегда лишившее Змея возможности продолжить род?!
Впрочем, в одном было ему не отказать. С собой мальчишка, имени которого Змей не запомнил, привёл девку. И девка была хороша! Конечно, неумытая и потерянная. А какой ещё быть бабе, что попала на войну? Но Змей не был брезглив. Он мог бы разложить её прямо такую, удерживая за пшеничную косу, отяжелевшую от дождя. Добрый подарок принёс ему сын!
Змей пригладил усы и редкую светлую бороду, упиваясь напряжением, что повисло в шатре. Согнул одну ногу и небрежно оперся о колено.
– Ну, – произнёс, наконец, он, – с чем пожаловал… сын?
Не зря он держал подле себя немолодую, но понятливую Ладу. Рабыня налила в кубок багряного вина и подала господину. Змей отхлебнул, выжидая, что скажет мальчишка.
Тот расправил плечи и гордо вскинул подбородок, но выше и крепче от этого выглядеть не стал. У него и голос звучал по-девичьи высоко, а под конец так и вовсе сорвался.
– Мало чэсти тому, кто сражается нэ с воинами, а с сэлянами.
Змей хохотнул.
– Честь придумали те, у кого не достаёт силы, чтобы победить. Напомни, как там тебя?
– Шатай…
– Шатай… Имя для труса. Я выберу тебе новое, если заслужишь. Так вот, Шатай, разве много чести в том, что ты явился ко мне?
– Нэт, – ответил мальчишка. – Но я готов отдать свою чэсть тэбэ. Потому что иногда жизнь дорожэ чэсти.
– А это верно. Жизнь ценнее прочего. И ты не глуп, раз решил сберечь свою.
– Нэ свою. – Шатай глядел исподлобья, готовый вот-вот кинуться на отца. Но меч отобрали караульные, да он и оружный не справился бы в Большим Вождём. – Я здэсь, чтобы спасти жизнь жэны.
Девка, что мальчишка приволок с собою, вскинула синие глаза. Да уж, не таков дурак сын, если сумел взять себе подобную женщину. Но всё ж взял её в жёны, а не в рабыни, значит, и не слишком умён. Взгляд у девки горел непокорным пламенем. Казалось, она вот-вот вырвет запястье из ладони Шатая и… нет, не побежит. Такие не бегают. А вот кусаются и царапаются до последнего, до тех самых пор, пока мужчина, навалившись сверху, не покажет, где её место. Змей изрядно пожалел, что ошибся: девка предназначалась не ему. Он медленно задумчиво провёл языком по губам.
– И что же, ты поклонишься мне и понесёшь моё знамя лишь ради того, чтобы она жила?
– Да.
– А знаешь ли ты, – Змей ненадолго прикрыл глаза, представляя то, о чём говорит, – что я могу приказать своим воинам, и они будут брать её по очереди до тех пор, пока она не перестанет кричать?
Девка прижалась к мужу, осознав, наконец, куда попала. Да и у мальчишки черты ожесточились, сделав его совсем неотличимым от отца.
– Ты звал мэня к сэбэ. Обэщал власть и жэнщин. И я пришёл. Сдэржи своё слово, и я вэсь твой.
Змей развёл руками.
– Как же узнать, что ты не лжёшь? Положим, я сделаю тебя своим воином, и эта…
– Жэна.
– Баба. Эта баба станет твоей любимой наложницей. Почему бы тебе не перерезать мне глотку, как только представится случай?
– Потому что я буду тэбэ вэрэн.
– Верность не обещают. Её доказывают.
Рука Шатая привычно метнулась к поясу, но ножен при нём не нашлось.
– Я докажу. Скажи мнэ, кого зарэзать, и я сдэлаю это.
– Убивать легко, – задумчиво протянул Змей. – Я возьму другое.
– Что?
– Её.
Синеглазая девка сжалась в комок. От неё повеяло страхом. Ох, как сладко от неё повеяло страхом! Как быстро этот запах пробудил в Змее желание!
– Не бойся, – он хлопнул себя по колену, – иди сюда. – И Шатаю: – Я не убью твою девку и даже позволю тебе оставить её. Но первая ночь – моя. А ты будешь смотреть, и тем докажешь свою преданность.
У Шатая затряслись ладони.
– Нэт!
– Ну или я могу кликнуть десяток… Нет, лучше два десятка парней. Они давно не пробовали никого новенького.
– Я пришёл к тэбэ ради нэё. Сжалься. – Помедлив, Шатай опустился сначала
