Одержимые сердца - Анна Морион
***
Сегодня в офисе я полчаса выслушивал ересь одного идиота, который с упоением пытался внести меня в список благотворителей его по-настоящему тошнотворной выставки, рассчитывая вытащить из моего портмоне как можно больше фунтов стерлингов. Я едва ли слышал его голос, но безошибочно знал, что он принимал мое молчание за признак интереса. А зря. Быстро пролистав каталог фотографий, всю толстую широкую книгу, я не нашел ничего интересного ни для себя, ни для идиотов, которые, возможно, посетят эту безвкусную, совершенно нелепую идею проекта Aquarium II: полураздетые мужчины и женщины, сфотографированные в огромных аквариумах с водой, окрашенной в разные цвета.
«Взгляните на эту фотографию, мистер Грейсон. Этот цвет выражает навязчивую идею, помешательство» – И автор проекта бестактно размахивает перед моим лицом небольшой фотографией, на которой я нахожу большой круглый аквариум с бледно-красной водой.
«Почему же красный?» – насмешливо улыбаюсь я.
Красный. Навязчивая идея. Нет, это совершенно неверный цвет. Все неверно, крикливо, искусственно, безвкусно. Навязчивая идея – это черный. Мрак, вечная работа разума. Во мраке нет дна. Потому что черный – не цвет, а совершенное его отсутствие. Я наполнен им. Он окутал меня, как наркотик окутывает воображение любителя травки. Разрывает меня на части. Не покидает мой мозг, паразитирует и превращает мою жизнь в непреодолимую пропасть. И мне не помогут никакие средства, чтобы получить желаемое.
«Почему красный? – с обидой в голосе переспрашивает меня «гений». – Красный – это огонь, это боль, это кровь!»
«Вы когда-нибудь убивали человека?» – спокойно задаю вопрос я, жестом приказывая убрать убожество его фотографии от моего лица.
«Гений» хмурит брови и стремительно прячет свой «шедевр» в свой каталог.
«Абсолютно недопустимо!» – издает он возмущенный визг. – «К чему этот гадкий вопрос?»
«К тому, что ваша фотография ни идет не в какое сравнение с реальной кровью. Кровь – бордовая, почти черная, насыщенная. А то, что изображено на вашей фотографии – разбавленная акварель. И не смейте ставить кровь на один пьедестал с уродливой подкрашенной водой» – говорю я.
Мой холодный спокойный тон доставил этому человеку явный дискомфорт. Он съежился в кресле и затеребил пальцами свои надушенные короткие волосы.
«Искусство – это путь выражения мыслей, и я волен не давать вам объяснений! Никаких комментариев! Это мои убеждения! Мои и точка!» – вдруг выдает он.
«Замечательно. А я волен не спонсировать ваш провальный безвкусный проект» – усмехаюсь я.
«Вы пожалеете! Я легко найду и спонсора, и благодарную публику, но вы будете долго и тщетно пытаться найти кого-то, чей талант созерцания так потрясет общество!» – И «гений» в бешенстве схватил свой альбом и с гордо-поднятой головой обиженного художника пошел к двери. Громко хлопнул дверью. Я с презрительной насмешкой слушал, как он поливает грязью мое имя. Но мне было совершенно наплевать.
Я бросил взгляд на расписание. Следующий посетитель: Ллойд Георговиц с проектом «Земля для людей». Что ж, заманчивое название. Возможно, ему удастся разбавить хорошим проектом ту вереницу дерьма, что мне пришлось сегодня выслушать. Нажав на кнопку телефона, я отдаю приказ секретарю пропустить этого Ллойда в мой кабинет. Через минуту на пороге появился застенчивый паренек с грязными спутанными волосами и свернутыми плакатами, один из которых тут же падает из его рук.
Через час я покинул офис, не отдав на благотворительность ни цента. Одно дерьмо. Одни попрошайки и неудачники, мнущие себя гениями. Люди, одним словом.
Сейчас мне и самому невозможно понять, почему я все еще играю в благородного мецената и честно отсиживаю по два часа в офисе каждую среду. Когда-то я был так увлечен, что проводил за этим занятием каждый день, и смертные обивали порог моего кабинета, каким-то образом передавали мне короткие записки или письма через третьи руки, потому что я нарочно отказался создавать новый электронный ящик, а свой личный, которым пользуюсь уже лет десять, не давал никому. Лишь немногие вампиры знали, как написать мне через Интернет, например, мой лучший друг, с которым мы, увы, стали реже видеться с тех пор как… Много причин: он женился, что, естественно, слегка отдалило нас друг от друга. Но не это событие стало точкой отправления. Главной причиной стал я сам. После встречи с ней я не нахожу время ни для кого, ничто не трогает меня. Она завладела мной, я стал ее проклятым сталкером, готовым потратить любые средства и задействовать любые способы, чтобы заставить ее быть моей.
А может, пора сворачивать этот балаган с благотворительностью? Сыграть в собственную смерть, похоронить себя и уехать как можно дальше от Англии и связанных с ней воспоминаний? Связанных с ней воспоминаний.
Нет. Никогда. Я намертво прикован к тому, чего нет, никогда не было и не будет. Оставить ее комнату, ее вещи, все, чего она касалась? Я отчаянно желаю перебороть все это, бросить, забыть, избавиться от нее. Но это желание никогда не станет явью, потому что больше исцеления я желаю продолжать истязать себя ею. Иметь возможность прикасаться к тому, к чему прикасалась она. К одежде, которую она носила. К ней. В тысячный раз простоять у дома, где она провела детство и юность. Пролистать фотоальбомы и снова забрать одну из фотографий. Лечь на постель, в которой лежала она. Проводить время в квартире, которую она снимала. Нет, я никогда не брошу все это.
Медленно шагаю к лифту и спускаюсь на подземную стоянку. Сажусь в свой «Бентли». Провожу пальцами по длинным темным волосам, лежащим у лобового стекла, – все, что осталось мне от нее. Моя драгоценность.
Вывожу автомобиль на шумную улицу Сити, где тут же попадаю в пробку, океан сигналов, криков и шума. Доезжаю до ближайшего магазина и приобретаю прозрачные чехлы для одежды. На бешеной скорости мчусь в поместье. Достаю из гардероба каждую вещицу и заботливо прячу ее в чехол.
***
Рассвело. Утреннее розовое небо. Все покрыто оттенками розового: густые волнистые облака, горизонт, сам свет утра. Он словно пытается проникнуть во все уголки этой комнаты, выискивая что-то, как бессовестный наглый
