Одержимые сердца - Анна Морион
Равнодушное, красивое. Свежее утро. Которое по счету? Который раз я встречаю здесь проклятый рассвет, в этой комнате?
Рассвет. Эта комната. Кровать. Я.
Но главный элемент этой картины, идиллии, манипуляции моего воспаленного разума упущен. И это причиняет мне жуткий дискомфорт, ибо я желаю тот элемент, как ничто другое в мире. Бесчисленный рой мыслей, желаний и видений будоражат мой мозг, наполняют воображение совершенно другой реальностью. Реальностью, которую я желаю зафиксировать, отдаться ей в полной мере, забыться в ней, ведь она так сладка и прекрасна. И в той реальности она жива. Не просто цела и невредима, не просто дышит и ходит из комнаты в комнату, не просто тягостно проживает отведенное ей время. Нет, все не так банально. Она проживает отведенное ей время со мной. Сколько? С момента нашей встречи и до конца моей жизни, что приносит ей бессмертие. Она никогда не умрет. Не будет убита, не будет свободна и счастлива. Потому что в той реальности, в которой я запер ее, она – моя.
Утренний свет упрямо ползет по красивому полированному паркету, наполняя собой то, что я ненавижу. Реальность, в которой я существую. В этой реальности, в этой комнате, в этом наступающем светлом дне нет главного. Ее.
Вайпер не спит. Не дышит. Не существует.
И этот розовый рассвет, в который раз напоминает мне об этом, словно нарочно пытаясь исцелить меня отвратительной и нелепой инъекцией прямо в мозг, прогоняя волшебные картины моего излюбленного занятия с момента нашей последней с ней встречи – эскапизма.
Но, черт подери, почему бы не использовать это утро себе во благо?
Перевожу взгляд на кровать.
Широкая, стоящая изголовьем к стене деревянная кровать. Жемчужно-розовые наволочки и небрежно смятая простынь, без одеяла.
Вайпер спит. Ее веки закрыты, брови тревожно нахмурены. Роскошные каштановые, мои любимые волосы неподвижно лежат на подушке, создавая резкий контраст с наволочками. Одна рука заложена под подушку, вторая вытянута вперед, ладонью вверх. Длинные пальцы изредка подрагивают. Ноги слегка поджаты, и я не вижу ничего выше ее колен, ведь ночное платье не позволяет моему взгляду проникнуть под него. Я встаю со стула и бесшумно подхожу к кровати. Становлюсь рядом и ласкаю ее взглядом. Протягиваю руку и провожу пальцами по ее волосам. Вайпер не просыпается, но ее брови слегка вздрагивают. Наклоняюсь к ее лицу. Она резко открывает глаза, и мои голубые зрачки встречаются с ее карими, полными испуга…
Уродливый пронзительный звук сминает эту картину и возвращает меня в реальность.
Будильник, подсказывающий мне о том, что пора уезжать в Лондон. Ненавижу этот звук.
Ухожу из комнаты. Закрываю дверь на ключ и прячу его во внутренний карман своего пиджака. Запираю комнату – запираю ее.
***
Брно. Дом Вайпер. Владиновичи все еще живут здесь. Я часто бываю в ее комнате. Вновь и вновь просматриваю ее фотоальбомы и вбираю в свою память ее детство, юность, ее жизнь до того, как она встретила меня. Она так прекрасна, эта чертова смертная. Будь она жива, я залюбил бы ее до смерти. Но чертов Морган. И я сам. Смешон. Она была в моих руках… Я мог делать с ней все, что угодно. Целовать. Обнимать. Доставлять ей удовольствие против ее воли. Какое наслаждение – знать, что ее тело принадлежит мне. Вся она – моя. Могла быть, черт подери! Если бы она была послушной, я награждал бы ее ласками, нежными поцелуями и слезами вынужденного наслаждения. Я заставил бы ее стать моей.
Зачем я здесь? Теперь маки ассоциируются с ней. Все эти девчонки с темными прямыми длинными волосами и карими глазами. Я вижу в них ее. А когда наваждение проходит, грубо выталкиваю этих шлюх из своей постели и ненавижу себя. Каждый раз. Это повторяется так часто. Я вижу Вайпер везде и не хочу отпускать ее. Сознательно. Но какой это мазохизм – неистово любить и желать ту, которой нет и уже никогда не будет. Любить и желать убитую смертную. Только воспоминания о том августе. О том коротком диалоге, и вот я сам вытолкнул ее из автомобиля, желая ее смерти. Я не замечаю, что Морган страдает. Это делаю я. Страдаю. Унижаюсь перед короткими, но полными красок воспоминаниями о Вайпер. Я люблю ее. Люблю. И отдал бы свое проклятое бессмертие, лишь бы вернуть ее в мою жизнь. Реальную жизнь. Она может не любить меня, ненавидеть, бояться, но она – моя. Со мной. Я могу прикасаться к ней. Целовать, вдыхать аромат ее тела, слышать ее голос. Простые, совершенно банальные вещи, которые я не ценил, теперь стали неподвластным мне сокровищем. Я тянусь к ней, но расстояние остается прежним. Я не могу воскресить Вайпер. И не могу не любить ее. Чертова чешская сука.
***
Темный дождливый вечер. Ветер неистово играет с обнаженными деревьями в моем саду. Саду, что окружает мой личный маленький крематорий. И снова воспоминание: Вайпер сидит на земле, прижавшись спиной к каменной стене, а я заставляю ее смотреть на то, как сжигаю трупы той респектабельный французской четы. В тот момент я хотел наказать эту девчонку за то, что она посмела идти мне наперекор. Хотя я все предвидел заранее и только ждал той минуты, когда же глупая девчонка сделает губительный для них троих шаг. А когда Софи Дюпри с умильным выражением жалости на лице украдкой показала мне лист с предупреждением Вайпер (почерк был нервным и быстрым), я печально вздохнул и поник головой. Вайпер не знала о том, что в тот момент я совершенно не притворялся, будто влюблен в нее. Я уже был влюблен в нее настолько, что даже думал скрывать ее времяпровождение в моем поместье. Я думал, что развлекусь немного, и в то же время накажу Вайпер. Накажу за то, что она сделала со мной. Все ее слова о милосердии и жестокости – прелесть. В тот миг «Тогда ты и я – идеальная пара» просто вырвалось из моей глотки, так как этого я желал – чтобы девчонка была со мной. Не я с ней. Она со мной. Но ее расширившиеся от ужаса зрачки сказали: «Нет, никогда». И я знал это. И только после того, как Морганы увезли ее, я понял, что необходимо было предпринять. Нужно было шантажировать Вайпер, заставить остаться со мной добровольно. Она осталась бы. Она так любила своих родителей, что осталась бы и исполняла все, что я захотел.
