Крапива - Даха Тараторина
Змей добродушно пихнул Стрепета локтем, но тот не улыбнулся в ответ, а лишь сильнее сдвинул к переносице лохматые брови.
– И где же ваши воины? Что-то не вижу никого, кто готов был бы пролить за тебя кровь. Я убью всех, кто встанет на моём пути. Сначала в этой деревне, потом в следующей и так до самой столицы. Срединные земли покорятся Змею, как покорилась Степь.
– Стэпь нэ принадлэжит никому! – влез Шатай.
– Ошибаешься. Степь принадлежит тому, у кого достанет сил удержать её.
– Довольно! – Влас приосанился и вышел вперёд. – Я знаю, для чего ты явился в наши края. Тебе нет дела до этой деревни, как и до всех Срединных земель. Тебя привёл он, верно? – Княжич перевёл взгляд на Стрепета. – Что стоишь, вождь? Да и вождь ли ты теперь, если поклонился тому, кого так ненавидел?
Стрепет оторвал от земли тяжёлый взгляд.
– Я защищал своё плэмя.
– Не ври хотя бы себе самому. Ты хотел отплатить мне за обиду. Верно? Такова цена твоей гордости? Что же…
Влас отстегнул ножны и отбросил в сторону, а после бесстрашно пошёл вперёд.
– Стой, ты! Они тэбя исполосуют мэчами!
Шатай ухватил его за рукав, но Влас обернулся и ободряюще подмигнул шляху.
– Меня – может быть. Но после этого, дадут боги, битвы не будет. Теперь ты за главного, – сказал он.
Наконечники вражеских стрел глядели княжичу в живот, но он не дрогнул. Остановился грудь в грудь с бывшим вождём Иссохшего Дуба и сказал:
– Слушай же моё слово, Стрепет… – Лицо княжича закаменело. Он опустился на колени, и руки его подрагивали так, словно силились стянуть огромную открытую рану. – Вот моя голова. Руби. Я был глуп и совершил ошибку. Я прошу прощения пред ликом Рожаницы, – он махнул на нависающий над ними холм, – у тебя и у твоего племени. Я и только я повинен в том, что мы не заключили мир, а стали врагами. И я готов кровью смыть этот позор. Возьми мою жизнь как залог мира. И пусть граница останется нетронутой.
Гордый высокомерный княжич. Своевольный и упрямый. Надменный, непреклонный. Он стоял на коленях пред тем, кто протащил его на аркане через полстепи и молил… нет, выторговывал мир ценою своей жизни.
Рожаница глядела на него сверху из морщин коры священной липы. Сколько стоит жизнь твоя, княжич? Не землю предков ведь спасаешь, не целое войско, не родичей. Лишь кучку упрямцев, таких же, как ты.
– Что же, – сказал Змей, – парень прав. Ты привёл нас сюда. Руби.
Он подкинул меч в воздухе, поймал за лезвие и подал Стрепету. Тот, помедлив, сжал рукоять.
– Эти люди чужие тэбэ.
Княжич покачал головой.
– Они моё племя. И я должен их защищать. Пришлось попасть к тебе в рабство, чтобы уразуметь это. Об одном лишь жалею.
– О чём жэ?
– Что того не случилось раньше.
Стрепет ногтем попробовал клинок – острый. А иных у Змея и не водилось. Большой вождь следил, прищурившись и не мигая. Ну точно змей! Лезвие легонько поцеловало обгоревшую шею, но княжич не отпрянул. Напротив, он улыбнулся, откинул волосы на сторону, чтоб не мешались, и подставил голову.
– Руби, Стрепет. И пусть эта смерть станет последней на границе.
Изогнутый меч прочертил дугу в воздухе, Шатай вскрикнул и кинулся вперёд, но багрец не окрасил серые дождевые струи – меч улетел в грязь.
– Ты был плохим вождём для своего плэмэни, – сказал Стрепет, – но ты измэнился. Я нэ стану казнить тэбя. Довольно и того, что ты уже принёс мнэ в дар.
Не порадовало Змея увиденное… Вечно одолевающая его тоска отступила на миг, но вернулась в стократ сильнее. Он поджал губы и поманил Бруна, что-то шепнул тому на ухо. Никто не глядел на них. Все глядели на бывших врагов, что встали один против другого и поклонились: наконец-то равные.
– Да будет мир меж нашими землями, – молвил княжич. – Свежего ветра в твои окна.
– Свежэго вэтра…
Не видали прежде ни Срединные, ни Мёртвые земли подобного. Вожди скрепили договор, каждый крепко сжал предплечье другого.
Руки их не успели разомкнуться, когда к Власу и Стрепету на негнущихся ногах подошёл ближник Брун. Он открыл рот – сказать что-то, но передумал. Снова вдохнул, но и на сей раз не сумел заговорить. Покосился на Змея, и тот ободряюще кивнул. Знал бы Стрепет, с кем годами ходил в одном обозе, кого приблизил к себе после смерти сыновей, с кем делил костёр… Брун медленно наклонился, вынимая из-за голенища сапога нож. Любой успел бы перехватить его и отбить атаку. Любой, кто поверил бы, что шлях покусится на своего вождя…
Брун вонзил короткое лезвие Стрепету под ребро и провернул. Бывший вождь упал, не проронив ни звука. Лицо его, заросшее лохматой бородой, скрылось в грязи, как мгновением раньше скрылся меч, что принял он из рук Змея.
– Смэрть трусам, – раздельно произнёс Брун и голодной шавкой обернулся на Змея: всё ли сделал, хозяин?
После поднял отброшенный меч, обтёр со всех сторон и вернул владельцу. Змей принял его с гримасой брезгливости, смахнул стекающие по лбу бусины влаги, и проговорил так, чтобы услышали все:
– Здесь вождь один. И имя ему Змей. Я решаю, быть ли миру или войне, а не этот слабак.
Влас таращился на нырнувшее в грязь лицо Стрепета. Лужа пузырилась, но поди разбери – дыхание заставляет бурлить её или хлёсткие струи воды. Где-то далеко-далеко выругался Шатай, звякнуло железо. Но кто с кем бьётся, не понять… Княжич с усилием перевернул Стрепета на спину, чтоб не захлебнулся.
– Вождь! Вождь, не смей умирать!
Над головой княжича оглушительно громко зазвенели клинки: то шляхи из племени Иссохшего Дуба кинулись биться за своего главаря. Бывшего, но всё ж не потерявшего уважения. Влас и не заметил, как окружили его, обороняя, те, кого он звал врагами. В числе прочих сражался и Шатай. А княжич наклонился к Стрепету, ловя его последний вздох.
– Я жэ…
– Что, вождь, что? Говори!
– …сказал, что мира меж нашими зэмлями нэ будэт, пока жив… тэпэрь… пришёл срок.
На суровом лике вождя расцвела робкая улыбка. Нынче его встретит в небесных чертогах не только Хозяйка Тени. Его будет ждать та, с кем Лихо разлучило давным-давно.
Княжич дрожащей рукой закрыл навеки ослепшие глаза Стрепета, и разом звуки бойни заполнили всё его существо. Крики и лязг клинков, стоны раненых. Остатки племени Иссохшего Дуба дрались как
