Мертвым можно всё - Евгения Соловьева
– Секира гораздо удобнее, – искренне обрадовался Аластор переходу с сомнительной темы своих внешних достоинств на куда более приятную и привычную. – Она дает больше свободы при маневре, с ней можно использовать щит. А еще ее можно кинуть.
– Понимаю, – согласился Лучано. – Но кидать – как по мне – удобнее ножи. А чтобы работать топором, надо быть атлетом вроде тебя, друг мой. Видел я вольфгардцев, которые охраняют нашего дожа и его дворец – среди них ты сошел бы за своего и ростом, и плечами, и светлой мастью. Это правда, что ваш король и его грандсиньоры родом с дальнего Севера?
– Так говорят летописи, – безразлично пожал плечами Аластор. – Дорве Великий и его дружина пришли сюда так давно, что кровь севера давно разбавилась иной. Хотя северяне меня признали за своего, ты сам видел.
– Да уж, – заулыбался Лучано. – Немой вольфгардский наемник и купеческая дочка! Как же, как же, такое разве забудешь?
– И Ульв! – добавил Аластор очень серьезно, но Лучано уже научился ловить едва заметную смешливую искру в его взгляде, только на вид холодном, как северное небо.
– Два Ульва! – подхватил он, и оба хохотнули.
Ковшик оказался всего один, так что Лучано подождал, пока Альс намылится и разотрется мочалкой. Это оказалось еще одним испытанием: светлая северная кожа дорвенантца мгновенно порозовела. Мочалкой растирался он, а жарко до невозможности стало Лучано! В голову снова полезло всякое: как он подходит к Аластору… опускается перед ним на колени, глядя как раз в эту светлую дорожку, бегущую по животу… И поправляет Барготово полотенце, пока оно не свалилось, ко всем демонам Бездны! Да что же это такое-то, а?!
Лучано чуть головой не замотал, пытаясь успокоиться. Нет-нет-нет! Ему и так позволили много, невероятно много! Альс его зовет другом, спит с ним в одной палатке, а в последние холодные ночи и вовсе небрежно подгребал себе под бок, так что Лучано всю ночь спал, окутанный теплом его тела. И лишиться этого всего за одну дурацкую попытку… Альс никогда не согласится, видно же. А если даже получится его уломать, будет только хуже! Не простит потом слабости ни себе, ни Лучано. Так что нет и нет!
– Ну что, в парную? – окатившись водой из бадейки, с полной невозмутимостью спросил Вальдерон. – Если ты такого никогда не пробовал, так и быть, я тебя попарю! – И пояснил, открывая последнюю дверь, за которой оказалась… преисподняя, именно так показалось Лучано: – Я не мастер, но в баню по-вольфгардски ходил. С Долгим Мартином, кузнецом нашим. Вот кто умеет парить! Ложись!
– Куда? – ошалело поинтересовался Лучано, пытаясь проморгаться в клубах пара, потому что Аластор зачем-то плеснул из ковша на печь. – Э… э… э… Зачем?!
– Сейчас узнаешь, – невозмутимо пообещал дорвенантец и принялся перебирать какие-то связки веток с листьями, то ли маленькие метлы, то ли пучки целебных растений…
Лучано, уже ничему не удивляясь, покорно улегся на деревянную полку, что обнаружилась у стены. Потом так же покорно перевернулся на живот, уткнувшись лицом в сложенные руки и думая, что никогда, никогда он не поймет этих дорвенантцев! Сказать про красивое тело – это неприлично, значит! А вот так… И так… и вот та-а-а-ак… Ай! Это, значит, ничего неприличного?! Оу… Да-а-а-а… А-а-а-а-а-а… Ах… У-у-у-у-у…
Следующие несколько минут, а может, и несколько часов, потому что время куда-то подевалось, он в голос постанывал, скулил и спрашивал, чем мог заслужить подобное. Нет, то есть понятно чем… Но это он не со зла! И вообще нечаянно! И… а-а-а-а… о-о-о… нет, еще! Да не болит у него голова! И не кружится! И не… а-а-а-а-ах…
– А-а-а-а-а-а! – заорал он со всей дури, потому что на распаренное тело, разомлевшее и истомленное непривычными ощущениями вдруг обрушился ледяной водопад. – А-а-альс! Ты…
И от полноты чувств длинно выругался по-итлийски.
– Вот это и есть баня по-вольфгардски, – ухмыльнулся Аластор, отбрасывая мокрый измочаленный пучок веток, ставя пустое ведро и садясь рядом с Лучано на полку. – Ничего, еще спасибо скажешь!
– Я… убивал… за меньшее… – простонал Лучано и попытался привстать, но кожа горела, голова была ясная и пустая, а тело не слушалось, будто он уговорил пару бутылок карвейна без закуски.
Впрочем, какие-то мысли все-таки лениво проплывали, не давая окончательно погрузиться в томное блаженство. Так, совершенно по-дурацки подумалось, что если бы остаться живым и вернуться в Верокью, то можно было бы войти в долю с синьорой Беамольди, содержательницей роскошного борделя, и к ее арлезийским купальням добавить эту «банью». И банщиков, да! Банщиков непременно найти именно таких, здоровенных, светловолосых!
Но Лучано тут же с сожалением подумал, что сам уже такой фальшивкой ни за что не обманется. В борделях Верокьи полно мускулистых красавцев на любой вкус, хоть женский, хоть мужской, но это же подделка! Тело, которое лелеют для красоты и постельных забав, никогда не сравнится с телом, которое растило мышцы для боя. Альс даже двигается совершенно иначе! Плавно, однако не как танцор, а как опытный боец, не делающий ни одного лишнего движения. Скупо и точно. Платным банщиком его точно не заменишь!
– Так вот, о лесном трактире! – вернулся он к тому, что начал говорить еще перед самым мытьем. – Скажи, Альс, тебе здесь ничего странным не кажется?
И коротко пересказал то, что услышал от магессы, добавив собственные соображения.
– Вот, значит, как… – буркнул Аластор, мигом мрачнея. – А я еще думал…
Потер розовое от жара плечо и пояснил:
– Я же лошадей на конюшню ставил. А она чистая, понимаешь? Не так, словно ее почистили, а так, будто лошади там вообще никогда не стояли. Ну не бывает этого, просто быть не может! На чем этот мастер Витольс сам в город ездит, а? Припасы на чем привозит?! А ведь у него трактир богатый. Двор булыжником вымощен! Да и баня эта… Вон бочка в углу!
Он мотнул головой, и Лучано только сейчас разглядел огромную бочку, стоящую в углу. В ней, пожалуй, можно было запросто поместиться целиком, если присесть. К борту бочки была приставлена лестница. Любопытство заставило слезть с полки, он подошел, заглянул и увидел на дне бочки, наполовину заполненной водой, скамеечку. Ванна, значит! Не арлезийская, но…
– Что делать будем? – спросил он, возвращаясь к полке. – Уедем?
– А толку? – Аластор указал взглядом в окно, которое здесь тоже имелось. За ним была непроглядная темнота. – Неизвестно, кто нас в лесу догонит. Если любезный мастер держит разбойничий притон, они тут каждую корягу знают, а мы – нет. Ну и с лошадями да запахами тогда все равно непонятно.
– Это да, – согласился Лучано. – Бандитто – люди шумные и… пахнущие. Вино, пот, грязь… Кровь, опять же. И лошадки у них непременно имеются, м? Но синьорина Айлин говорит, что магии не чует. И на нежить наш хозяин не похож. Ходит, правда, тихо, как тень, и слух у него кошачий. Я нарочно проверил – издалека все слышит! Но у какой нежити посуда будет из серебра, а в жарком – чеснок?! Ладно, ты, пожалуй, прав. Если выбирать между ночным лесом и тратторией, то здесь отбиваться гораздо уютнее!
– Скажи лучше, без ужина уезжать не хочешь, – фыркнул Аластор. – Ну что, пойдем? Я бы еще попарился, но надо Айлин пустить, пока баня не остыла. Поужинаем, а потом придется нам с тобой ночью дежурить. Можно, конечно, Пушка на карауле оставить, но мне так спокойнее будет.
Он поправил светлые влажные волосы, липнущие ко лбу, и вздохнул:
– Попрошу Айлин, чтобы заплела по-вольфгардски. Ну, или можно обрезать…
– Не надо! – вскинулся Лучано и
