Дневники фаворитки - Татьяна Геннадьевна Абалова
— Потерпи. Нам с отцом нужен всего лишь год. Мы подведем дело так, что король Дамарии вынужден будет согласиться на свадьбу, дабы обеспечить своей стране мир.
Только перед самым отъездом в Дамарию старший брат Ройланд открыл ей всю правду о сговоре отца с Гванером. Но откровения наследного принца уже не имели никакого значения. Признайся он раньше, и Донна отказалась бы от брака с Талленом, потому как произошедшее с ней несчастье было гораздо ужаснее, чем брак со старикашкой — королем Сузлы.
* * *
Когда Донна, рыдая, покинула тронную залу, на ее место вышел Гванер.
— Отец, я знаю, как осуществить желание Донны стать невестой Таллена.
— И что же это? — король покосился на наследника, сидящего рядом. Ройланд закрыл глаза. Он любил Донну, но противостоять отцу и младшему брату не смог бы. Вот кому следовало родиться первым: Гванер в его стремлении властвовать с годами переплюнул бы отца. Держать рядом с собой сильного соперника, могущего в любой момент подставить ножку, Ройланду было не с руки. Поэтому он промолчал и не возмутился на столь дикое предложение.
— Я отниму у Таллена право первой ночи, и Донна вынуждена будет подчиняться только мне. Ради Велирии и ее интересов я готов всюду следовать за сестрой.
— Ты хочешь возлечь с сестрой? Кровосмешение?
— Если мы хотим заполучить доступ к сокровищам Дамарии, иного выхода нет. Я клянусь, что возьму Донну лишь раз. Мы свяжем ее девственной кровью, и нам не придется ожидать предательства. Дамария покорится велирийцам.
Гванер волею судьбы был вторым сыном, и вступление на престол его не ждало. Властный по натуре, он не хотел довольствоваться ролью принца — тени своего отца и старшего брата. Дамария являлась для него лакомым куском, где, управляя королевой, а потом и ее сыном, он урвет свою долю власти.
— Но после проведения ритуала с Донной, ты сам не сможешь обрести покой. Любая женщина будет тебе казаться пресной, никчемной.
— Ради нашей великой цели я потерплю.
В Велирии издревле существовал ритуал первой ночи: кому из мужчин девушка отдаст свою девственность, тот и ее хозяин. Навсегда. Поэтому в северном королевстве частенько практиковалось воровство невест. Переспал с избранницей, пусть она и отказала до этого сотню раз, и роптать она больше не смеет, смотрит только тебе в рот и делает то, что приказывает господин. Конечно же, без магии подчинения обряд не обходился. Закрепленный кровью, он навсегда связывал двоих.
Король Велирии, уставший от настырного соседа, увидел в плане сына несомненную выгоду. Во-первых, рождение внука рано или поздно обеспечит слияние династий и, если уж совсем представить невозможное, объединит два королевства в одно. Во-вторых, вместе с Донной уедет Гвенар, и не придется опасаться за жизнь старшего сына. Пусть Таллен чаще смотрит себе за спину. Ну а в-третьих, Велирия получит передышку от войны хотя бы на южном фронте. Запасы в сокровищнице не бесконечны, а с утерей золотых рудников армию содержать все труднее.
— Ну и что, что случится кровосмешение? — король вновь взглянул на старшего сына. Он для себя уже все предопределил, но по заведенному порядку любое государственное решение следовало одобрить наследнику, чтобы в будущем, когда Ройланд займет трон, он не упрекнул предыдущую власть в необдуманных шагах. — На Востоке кровосмешение взято за правило — царствующие братья женятся на сестрах, и все только из-за того, чтобы короне ничто не угрожало.
Получив кивок от Ройланда и отметив, каким огнем зажглись глаза младшего сына, король взял в руки символ власти — украшенное переплетением золотых нитей и жемчуга копье.
— Я, Рубдрих Первый, даю свое согласие на брак дочери Донны и принца Таллена, — главная жемчужина у основания наконечника блеснула, впитывая слова короля, которые, при желании, могут услышать далекие потомки. — Союзу между Велирией и Дамарией быть!
Отложив копье, король спустился с тронного постамента и огласил следующее свое решение, о котором потомкам знать не следовало:
— Но сначала мы вернем себе золотые рудники, и лишь потом милостиво согласимся «подарить» их Дамарии в качестве приданого Донны.
— Опять война?
— Тем слаще будет мир.
Гванер уже развернулся, чтобы обрадовать сестру, ничего не подозревающую, через что ей предстоит пройти, как король положил тяжелую ладонь на его плечо.
— У меня есть условие. Пусть Донна живет до свадьбы в мире грез. А накануне ее отъезда в Дамарию, ты ее подчинишь. Назовем это так.
* * *
Все последующие события случились в соответствии с планами короля Велирии и его сыновей. Большие жертвы не остановили тех, кто возжелал покорить Дамарию через женщину. Рудники были отбиты. Отец Таллена, понеся большие потери, дал согласие на мирный договор через свадьбу двух монарших отпрысков. Посольства обменялись грамотами и портретами жениха и невесты. Таллену Донна понравилась сразу, и он не стал противиться династическому союзу.
Свадьба была назначена на исход лета, а в последний день весны Донну изнасиловал собственный брат. Подчинение произошло, но случилось непредвиденное — семя Гванера, хоть и были приняты все меры, чтобы того не случилось, проросло. Плод, который никак не выдашь за ребенка Таллена, извлекла повитуха. Донна сама, в тайне от всех, нашла ее и уговорила, хотя Санара честно предупредила, что последствия могут быть плачевными. И взяла с принцессы клятву на крови, что Донна и ее родные никогда не будут преследовать повитуху. «Кто меня обидит, сам захлебнется в кровушке». Санара не понаслышке знала, как кричащие о помощи богатеи могут, получив ту самую помощь, стереть свидетеля своего позора с лица земли.
— Санара-лар, я не хочу, чтобы кто-то догадывался об изнасиловании. Иначе я никогда не вырвусь из Велирии, — Донна тогда еще не знала, что брат последует за ней.
Глава 13. Трудно быть королевой
Траур по почившему королю Дамарии отложил свадьбу еще на год.
Велирийцы волновались, что сын не подтвердит договоренностей отца, но Таллен остался верен слову. Его романтичные письма Донне, полные воодушевления и надежд на счастливое будущее, перечитывались всем двором, лишь принцесса оставалась к ним равнодушна. После посещения повитухи Санары Донна сделалась тенью самой себя. Ее ничто не радовало. Она вздрагивала, если к ней приближался Гванер,
