Дневники фаворитки - Татьяна Геннадьевна Абалова
И вдруг отпустило. Тук-тук-тук — сердце забилось ровно, будто и не было того всплеска, что замутил разум.
— Гванера больше нет, — произнесла Донна потрескавшимися губами. Громко всхлипнула, но вместо того, чтобы удариться в горе, с облегчением выдохнула.
— Гванера больше нет! — она поднялась и закружилась, расставив руки точно крылья.
— Гванера больше не-е-ет! — закричала, заливаясь смехом.
Донне было легко. Так легко, что окажись руки на самом деле крыльями, она бы взлетела.
— Ваше Величество, что-то случилось? — в покои заглянула Улься. Верная наперсница, почти подруга, прошедшая бок о бок со своей королевой все испытания. Еще девчонкой отправившаяся с такой же юной невестой короля Таллена во враждебную Дамарию и так и оставшуюся рядом. Не вышедшую замуж, не познавшую радость материнства, но сумевшую помочь Донне, ничего не чувствующей на первых порах к Дрейгу, полюбить младенчика всей душой.
— Я свободна, слышишь, милая Улься, я свободна!
Королева подлетела к фрейлине, обхватила ее за полные плечи, прижала к себе.
— Послушай, как бьется мое сердце…
Леди Ульрисия приложила ухо к груди Донны, которая была намного выше подруги.
— Да, вроде, как всегда.
— Нет, ты не понимаешь! Раньше оно билось «буххх-буххх-буххх», будто кто-то молотом стучал по дереву, а теперь там звенят серебряные молоточки: «дон-дон-дон»!
— Чудная вы нынче, миледи! Уж и не помню, когда в последний раз улыбались! — хоть и учили Ульсю правильным словам и обхождению, даже назначили первой фрейлиной, а она осталась верна деревенским корням. Но именно это было приятно Донне Велирийской. Истерзанная душа требовала простоты. Изящества и напыщенности хватало при дворе, и тошнило уже от высокопарных слов, которыми, по разумению придворных, следовало сыпать при королеве. Она терпела. Ох, как же долго она терпела!
Не стала Донна говорить о своих предчувствиях. Пусть все идет свои чередом. Пока никто ничего не знает, она полностью, без оглядки на мины, которые вскоре станут скорбными, отдастся свободе. Сегодня никому не покажется странным, что королева смеется. Утром она пойдет к Дрейгу, послушает его стихи, которые он напишет, мучимый предчувствиями любви. Плохие стихи, с дурной рифмой, но Донна будет его хвалить и радоваться вместе с сыном.
Сейчас Донна еще может смеяться и… и даже петь, не будучи осужденной за неподобающее скорбящей сестры поведение.
— Собирайся!
— Куда? Ночь на дворе!
— В сад пойдем! Там хорошо! Воздух вольный, звезды в пруд смотрятся.
— Так там же лягушки поют. И комары звенят.
— А и пусть поют. Я тоже петь хочу. Знаешь, я когда-то пела. И говорили, неплохо пела.
— Кто же вам после петь не велел?
— Не хочу говорить о плохом. Сейчас хочу только о хорошем.
* * *
Впервые Донна увидела Таллена, тогда еще Дамарского принца, на войне. Он обманул ожидания короля вражеской страны и повел свои отряды не через узкое горлышко ущелья, где его поджидали, а через заснеженный хребет. Спустившись в самом неожиданном месте, он отсек шатер главнокомандующего от его войск и едва не захватил короля и его сыновей в плен.
Сидя в несущейся прочь повозке, клацая зубами на выбоинах горной дороги, Донна навсегда запомнила образ бравого командира: его длинные развивающиеся волосы, горящие в азарте глаза и победную улыбку, озарившую лицо, когда Таллен понял, кто едва вырвался из его рук.
Ее настолько поразил юный принц, что Донна сама не заметила, как влюбилась в него. Она не раз представляла себе, как Таллену все-таки удавалось догнать повозку, или та переворачивалась на очередном ухабе, или вовсе разваливалась — не суть важно, главное, что она, Велирийская принцесса, оказывалась в плену у заклятого врага и влюбляла его в себя.
Шли годы, но яркая картинка не тускнела. Отец затевал все новые и новые походы, чтобы вернуть злосчастные рудники, но король Дамарии не терял бдительности и всякий раз гнал неудачливого захватчика от своих границ. Донну крайне расстраивала вражда двух королевств, поскольку ее мечтам о любви двух родовитых отпрысков при таком раскладе не суждено было сбыться. Так и предавалась бы она грезам, если бы на горизонте не замаячил овдовевший король Сузлы — северного островного государства, торгующего льдом. Как-то так случилось, что более достойной пары для Донны не нашлось: все ее «женихи» или только вылезли из пеленок, или уже обручились к другим принцессам. Отец, находясь в непрерывном состоянии войны с соседями, просто-напросто упустил время и не выставил «на торги» — так он называл брачные договоры, свою дочь.
Гванер, младший брат принцессы (их даты рождения разнились лишь на год), застав ее в слезах, допытался о причине горя и помог неожиданным советом. Окрыленная подброшенной идеей, Донна — истинная дочь своего родителя, тут же бросилась в атаку.
— Отец, я предлагаю прекратить войну с Дамарией. Покоритесь и откажитесь от притязаний на рудники.
Если бы перед королем Велирии стоял один из генералов, его голова уже катилась бы по паркетному полу тронной залы. Но решительный вид дочери озадачил отца и заставил убрать руку с оружия.
Донна, уловив заинтересованный жест, продолжила более смело:
— Рудники и так станут нашими, если условием мира вы сделаете наш с Талленом брак.
Король сощурил глаза, подался вперед, надеясь увидеть на лице Донна улыбку, после которой она произнесет: «Я пошутила!», но дочь оставалась серьезной.
— Хм… Но, Дон-Дон, справишься ли ты? Справишься ли ты прежде всего с собой? Останешься ли верна нашей короне? Не переметнешься ли на сторону мужа, как и положено истинной жене? Нет, — он хлопнул ладонями по подлокотникам, — я не пойду на столь рискованный шаг. Рудники мы вернем и без этого глупого договора.
— Но, если я стану королевой Дамарии, все соседнее государство окажется в наших руках, а не только рудники.
— Нет, милая, — и в слове «милая» не слышалось и капельки отцовской любви, оно прозвучало как оскорбление, сродни определению «дура». — Я вижу, отчего ты стремишься в Дамарию. Ты хочешь дамарского ублюдка, хоть и прикрываешься словами о нашей выгоде, — король усмехнулся, заметив, как побледнела Донна. — Как только ты взойдешь на ложе с Талленом, мы перестанем для тебя существовать. Влюбленную женщину трудно контролировать. А предательства я не потерплю. Иди, Дон-Дон, готовься к замужеству с королем Сузлы.
— Но отец…
— Иди.
Когда плачущая Донна убежала, с отцом
