Средь бала лжи (СИ) - Сафонова Евгения

— Чем?

— Ты должна без особого одобрения относиться к тем, кто пытается дёргать тебя за ниточки.

Таша задумчиво склонила голову.

Забавно. По уму ей бы и правда стоило испугаться… но то, что делал Алексас, не вызвало у неё никаких ассоциаций с тем, кого она оставила в своём сне. Наверное, потому что и бабочка, и нить, и тот, кто их создал — были слишком чудесными, чтобы напоминать о том, кто делал явью её кошмары.

— Смотря, кто и для чего дёргает. Сперва скажи, зачем ты выдернул меня из постели посреди ночи, а я уже решу, как к этому относиться.

— Кто-то обещал мне танец, если мы доживём до ближайшего бала.

Таша оглядела просторный зал с колоннами и люстрой, колко сиявшей хрусталём под потолком.

— И где же бал?

Алексас щёлкнул пальцами.

— Для нас одних — тебя устроит?

Музыка возникла из ниоткуда. Казалось, где-то завели музыкальную шкатулку; мелодия была механически ритмичной, она звенела нежными переливами колокольчиков, высокими и искристыми, — с таким звуком могли бы мерцать звёзды.

— Подарите мне тур вальса, моя королева?

Алексас сопроводил слова лёгкой улыбкой и лёгким поклоном — и вместо ответа Таша шагнула ему навстречу. Шагу сопутствовал странный шелест; опустив взгляд, она удивлённо воззрилась на юбку, возникшую на ней вместо штанов — произведение швейного искусства из чёрных кружев.

— Иллюзия, — уже не спрашивая, Алексас взял её за руку и привлёк к себе; его обыденную рубашку тоже сменил бархатный, чёрный с серебром камзол. — Надеюсь, помнишь вальсовую позицию?

Таша фыркнула. Отчасти для того, чтобы скрыть смущение: прикосновения Алексаса — легко сжавшего её пальцы, положившего ладонь на её спину, — отчего-то бросило её в жар. Это было тем более странно, что он касался её далеко не впервые, — но приятное волнение, сейчас горячившее её кровь, до сего момента было Таше в принципе незнакомо

Её свободная рука будто сама легла на его плечо.

— Что произошло? — спросила она, когда он повёл её в танце: пытаясь отвлечься от непривычности ощущения, разливающегося под кожей. — Днём, когда мне пытались изменить память?

— Я прервал процедуру, и ты отключилась. — Кружа её по тёмному залу, Алексас чуть склонил голову набок. — Наши сообщники здорово разозлились, но согласились с моими доводами, так как они же являлись доводами разума. Сломать тот блок, что защищает тебя, всё равно невозможно.

В растерянности она даже задела босым мыском его ногу.

— Ты… прервал процедуру? Но Ларон и Герланд… Найдж тоже пытался их остановить, но…

— Я не дам тебя в обиду, забыла? — он чуть сощурился, очередным поворотом увлекая её за собой. — Ты давно не танцевала. Не думай о ногах, не думай о том, о чём тебе не хочется думать. Расслабься. Позволь мне вести тебя.

Она тяжело, почти судорожно вдохнула. Вслушалась в мелодию, звеневшую в вальсовом ритме — вспоминая полузабытое чувство, доверяясь рукам, которые держали её с чарующей властностью, так крепко и бережно… и ощутила, как босые ноги порхают сами, почти не касаясь пола.

Алексас делал всё, что нужно. За неё, оставляя ей только полёт. И, глядя в его глаза, — Таша понимала, что летать можно и без крыльев.

Она запрокинула голову кверху, посмотрев на хрусталь, серебрившийся под потолком лунными отблесками.

— Я не знаю… — слова, слетавшие с губ, вплетались в звёздное кружево звуков, — не знаю, не сплю ли я всё ещё на самом деле.

— Но если спишь, это хороший сон?

Темнота пустого зала вокруг мерцала и расплывалась, казалось, тоже летела в вальсе. Таша теряла счёт времени и поворотам, и голова шла кругом, — и причиной тому было не только кружение танца.

— Очень.

Он и в вальсе вёл её за собой, как по жизни. Легко, уверенно и изящно, не требуя взамен ничего, кроме доверия. А ведь в предыдущем сне она тоже оставила того, кто повязал её незримыми нитями, и он тоже подарил ей сон; но сколь велика разница между тем сном и этим, между руками, державшими её у озера — и теми, что обнимают её сейчас…

— Тогда главное, чтобы ты помнила его, когда проснёшься.

Мелодия уже звенела едва слышно, едва уловимо, тая, как ночная дымка за окном. Когда музыка растворилась в тишине, так же, как до этого пришла из неё — они, замедлив движение, замерли, точно фигурки в шкатулке, у которой кончился завод; и, отпустив Ташину руку, Алексас отступил на шаг, позволив ей наконец ощутить пол, больше не уходящий из-под ног.

Заставив испытать острое, болезненное сожаление, что этот танец не мог длиться вечно.

— Благодарю, моя королева.

В ответ на его поклон она молча присела в реверансе. Правда, когда захотела придержать пальцами юбку, выяснилось, что придерживать нечего: чудо возникло на несколько зыбких минут и исчезло — как музыка, как танец, как сияющая бабочка, что привела её сюда. Медленно выпрямилась, взглянув на того, кто стоял напротив.

В простых штанах и чёрной рубашке её рыцарь выглядел ничуть не хуже, чем в бархате и серебре.

— Спасибо, — тихо сказала Таша.

И по его улыбке поняла — он расслышал в этом «спасибо» всё, что ей хотелось сказать.

Спасибо за минуты вальса во тьме. Спасибо за то, что он не даёт её в обиду. Спасибо за то, что он рядом: единственный, для кого она — это она, а не разменная монета и не фигура в чьих-то играх; фигура, до боли и страданий которой никому нет дела, фигура, которой в крайнем случае всегда можно пожертвовать.

Спасибо за… просто спасибо.

Просто за то, что он есть.

— И что дальше? — помолчав, спросила она. — Раз не вышло изменить мою память…

— Мы закроем её. Так, чтобы твои мысли просто никто не смог прочесть. Да, это вызовет больше подозрений, но это ничего не изменит. Расчёт по-прежнему на твоё актёрское мастерство… и на то, что «Рассвет» захочет поиграть с тобой, прежде чем съесть.

— И что кто-то из двух амадэев придёт мне на выручку?

— Да.

— И дальше будет только хуже?

— Боюсь, да.

Её нос опустился почти неосознанно.

До этого её жизни угрожало многое — но, откровенно говоря, в действительности её смерти мало кто хотел. Чаще, напротив, даже очень не хотели. Ставкой в игре, которая начнётся завтра, станет её жизнь; и с завтрашнего дня окружающие не будут думать дважды, прежде чем убить её.

И не только её.