Никогда прежде - Марьяна Сурикова
– Я пришел попрощаться.
– Пришел, запнулся о порог и упал?
– Почти.
– Ну, знаешь! Напугал до колик, а сам… Слезай с моих колен!
Я попыталась опустить его голову, собираясь принести какую-нибудь подушку или что-то еще, желательно более сухое, чем мое платье, но вдруг пространство еле заметно пошло рябью. Это было очень странно. Вот я обхватила ладонями темные волосы, собираясь аккуратно уложить снова на пол, и вдруг эта голова начала странно то ли раздваиваться, то ли растраиваться. С перепугу я разжала пальцы, снова уронив ее на колени.
– Что ты делаешь? Опять игры с пространством?
– Не слушается, – ответил он негромко, горько усмехнувшись при этом.
– Ты сейчас притворяешься? Играешь сейчас? Хватит изображать умирающего, Ян! Я ведь подумала, что тебе и правда плохо и что Эрик оказался прав, будто вы надолго не можете оставаться вдали от дома, потому ты уехать решил… Да я тебя уже вовсю оправдываю! Вставай немедленно и не вздумай двоиться или троиться! Я вообще думала, что тебя больше не увижу!
Я хотела отругать его, а вышла сумбурная мешанина совершенно разных по значению фраз. Я с досадой всплеснула руками и задумала вновь выбраться из-под индигийца, но он опять повернул голову и прижался щекой к моим коленям.
– Не уходи. Останься.
Я пораженно отдернула руку, которая будто отдельной жизнью зажила и вздумала зарыться пальцами в его волосы.
– Ты все-таки ответишь, почему ты здесь?
Он вздохнул:
– Потому что рядом с тобой легче. Поцелуй меня.
Хотела сказать «еще чего», а сама вдруг склонилась, коснулась его губ своими, задержалась, неожиданно начав куда-то уплывать, и тут же отстранилась.
– Пойдет? Лучше теперь?
Вместо ответа он снова раскрыл глаза и уперся ладонями в пол, а после сел, посмотрев на меня. И тогда заметил мое платье и оценил весь вымокший вид. Видимо, он даже не придал значения тому, что прежде его щека касалась влажной ткани.
– Креола. – Улыбнулся с щемящей грудь нежностью. – Тебе идет этот цвет, Сабе. Ты очень красива.
Красива? Мокрая с сосульками волос? Звезды! Какие у него глаза невероятные! Я быстро отвернула голову.
– Значит, ты все же хотела прийти? Как хорошо, что ты не пришла.
Я выдохнула пораженно и тут же снова обернулась к нему.
– Не пойму, зачем ты пришел, Ян? Если попрощаться, то счастливой дороги. Хочешь, чтобы дала напутственные слова?
– Да.
– Желаю тебе всего наилучшего, и если в будущем встретишь еще одну креолу, то не спеши, иначе опять напугаешь девушку. Дай ей время. Получше узнайте друг друга. А то хочешь всего и сразу, и в одно мгновение.
– Хочу, – согласился он, – потому что время бесценно.
– А у нас говорят: «Поспешишь – людей насмешишь».
– Вы смеетесь, поскольку уверены, что всегда наступит завтрашний день.
– Не наступит?
– Конечно, наступит, – он улыбнулся и протянул ладонь, огладив кончиками пальцев мою щеку и снова вгоняя меня в полнейший ступор собственными фразами и действиями. – Впереди много дней, прекрасных дней. Солнечных и дождливых, холодных и теплых. Дней, наполненных пением птиц, ароматом цветов, журчанием родников, шелестом падающего снега. И снежные вершины на самых высоких горах будут сверкать под лучами солнца, а лес – шуметь и по ночам петь колыбельную живущим в нем существам. А этот сад будет помнить о тебе и обо мне. Мир прекрасен, Сабрина, жизнь прекрасна.
– Почему ты так говоришь?
– Это слова прощания.
– В Анииле принято так прощаться? – Легкий изгиб его губ стал молчаливым ответом. Мне давно уже казалось, что если он не хотел ничего говорить, то предпочитал вот так улыбаться.
Я поднялась на ноги, он тоже встал, цепляясь рукой за притолоку двери.
– Ну…
Я не закончила. Он вдруг наклонился ко мне и опять поцеловал. Не так, как я, быстро, слегка коснувшись почти невесомым поцелуем, а прижавшись губами к губам, вдыхая мое дыхание, обняв мою голову ладонями. Еще с первой встречи я запомнила, что он всегда целовал до головокружения. Ну и не спрашивал, конечно, надо ли оно мне. Вот вообще не надо! Совсем! Головокружительные поцелуи, откровенные признания. Мне ведь было совсем хорошо! Самой по себе и в собственном доме.
Я лишь слегка схватилась за его плечи, когда мне показалось, что дом зашатался. За дверью громыхнул гром, а дождь зашумел с новой силой, грохоча крупными каплями по земле, камням и широким листьям деревьев.
– Довольно, – взмолилась я, отклоняясь и шумно делая вдох.
– Сабрина, – прошептал он, – дыхание мое.
– Ведь ты уезжаешь, значит, уже надышался.
Я собиралась вот-вот убрать руки с его плеч, только дом еще чуточку шатало и потряхивало из-за грома.
– Тобой невозможно надышаться. – У него глаза сверкали, и страшно было в них глядеть. – Родник, которым не напиться, воздух, без которого не выжить. Неужели не можешь понять, что значит для меня находиться рядом с тобой? Ты не хочешь понять.
Легонько провел пальцами по щеке и, как всегда, без переходов, резко и оттого неожиданно сказал:
– Прощай, Сабе.
И отпустил. Взял и отпустил. Даже не так. Он первым снял мои руки с собственных плеч, я не успела их убрать, развернулся и отодвинул одну из дверей, перешагнув порог и собираясь смешаться с тенями в саду.
– И все? – пораженно воскликнула я вслед. – Вновь наговорил признаний, а потом прощай, я возвращаюсь домой?
Он остановился. Мне виделся лишь силуэт на фоне льющих потоком капель дождя, отскакивающих от нависающего над дверью карниза. Повернулся. Полумрак надежно скрывал мерцающие глаза.
– Что еще ты желаешь услышать? Я раскрылся полностью, Сабрина.
Я сомневалась минуту, затем спросила:
– Кофе не хочешь? Элитный сорт, называется «Жгучая ночь».
Он колебался какие-то мгновения, а затем вновь шагнул в полосу света.
– Мне нравится название.
Я прошла до кухонного шкафа, достала пакетик того самого купленного кофе: один Равке, один мне. Открыла его и просыпала зерна. Ян подошел неслышно и положил ладони на столешницу, почти обнимая меня, а губы коснулись шеи. Я выпустила пакетик, когда гибкие пальцы подцепили бретельку платья, опуская с плеча и позволяя поцелуям спуститься ниже. Закрыв глаза, я откинула голову, а его руки сжались вокруг моей талии, крепко-крепко, и губы заскользили по коже, пока дыхание не сбилось окончательно. Я выгнулась, едва мужские ладони легли на грудь, стягивая мокрую ткань, а затем Ян резко развернул меня лицом к себе и, подхватив, усадил на столешницу.
Отклонившись назад, я уперлась ладонями в стол, поднимая бедра и помогая ему стянуть красивое бальное платье, которое, как оказалось, только
