Две невесты на одной свадьбе - Кайра Влна
Дэлит зажгла лампу и разложила свои наработки на столе, намереваясь посвятить вечер труду над подарком для Лилли, давней своей – за неимением иного слова – подруги. Дождь неистовствовал, явно не готовясь стихать раньше утра, и Дэлит полагала, что может отвести ночь под свои занятия, по крайней мере, пока ее не начнет клонить в сон. Однако ее прервал осторожный стук в дверь. Да какой там стук: поскребывание, почти нежное движение ногтей по дереву. Дэлит проворно накинула тряпицу на раскиданные по столу шестерни и повернулась к двери. В комнату просочилась Луизетта.
– Я хотела предложить послушать дождь. – Сказала она, робко и светло улыбаясь. – Здесь, почти под самой крышей, хорошо слышно. Но в кладовке – еще лучше.
Дэлит встала, готовая на все, заинтригованная, но Луизетта уже подошла к столу и принялась рассматривать разложенные на нем вещицы. Слава Демиургу, хотя бы скелет того, что Дэлит мастерила для Лилли, скрывала промасленная тряпица.
– Идемте, – сказала Дэлит впустую. Луизетта попала под очарование неизвестных ей предметов и едва ли слышала хоть слово, водя пальцами по схемам Дэлит. По наброскам Дэлит. По разложенным, чтобы быть под рукой, вперемешку отверткам и карандашам.
Дэлит снова села на стул, дожидаясь, когда юная мисс удовлетворит свое любопытство до дна.
Пальцы Луизетты очертили овал лица девушки на карандашном рисунке, и линия скулы смазалась. Луизетта со страхом отдернула руку.
– Ерунда. – Отмахнулась Дэлит. – Этот рисунок все равно не был достоин изображенной на нем.
– Кто это? – Сказала Луизетта, уже взяв в руки кулон Дэлит. Она и не подумала спросить разрешения: живя в поместье с детства, она трепетала только перед отцом. Все остальные вещи вокруг и так принадлежали ей. А если сестра считала иначе, они щипали друг друга, пока одна не сдавалась или обе они не мирились, хохоча от щекотки. – Это принцесса?
– Верно.
Луизетта не сразу поняла, что портрет в кулоне – тоже рисунок. И явно сделанный той же рукой, что и карандашный набросок, испорченный ею по неосторожности. Но молодая женщина на обоих рисунках была, без сомнения, одной и той же.
– Вы ее любили?
– Вся страна любила Ее Высочество.
Луизетта смотрела на Дэлит, а та устремила свой взор на кулон. Думая о принцессе. О том, что стало с ней: что сделал с ней город, что – муж, что сотворила с собой она сама… Мягким движением Дэлит забрала у Луизетты кулон и надела на шею, пряча под ткань платья.
– Я должна Вам это сказать. Это… Потрясающе! С такими талантами Вы не можете быть гувернанткой в глуши.
– Но именно ею я теперь и являюсь.
– Вы могли бы быть знамениты. Вы могли бы быть представлены королю!
– Я и была. Но Вас, очевидно, берегут от слишком подробных описаний ужасов.
Луизетта вдруг поняла, насколько ошибалась насчет своей учительницы. Дэлит казалась то задумчивой, то готовой проявить строгость, то неожиданно сентиментальной… И Луизетта была готова приписать это какому угодно воспитанию. Однако, как теперь она понимала, вспомнив, о чем несколько раз оговаривался Уолтон: Дэлит Вальдес была на службе Гаго Праха. Присутствовала при всем, что творилось в столице. Ближе, чем кто-либо. И это не могло пройти бесследно даже для иной черствой души.
Дэлит откинулась на спинку стула, и скрип старого дерева рассеял пелену, на миг застившую глаза Луизетты. Полное солнечных красок округлое лицо Дэлит вводило в заблуждение, но сейчас, когда на ее лоб падали тени, а то отблески молний, неулыбчивое… оно было более искренним, чем когда-либо на памяти Луизетты.
Эта женщина, несмотря на внешность фарфоровой пасторальной статуэтки, не могла быть иной, нежели опасной и сильной. Луизетта вздрогнула от… благоговения?
– Идемте. – Луизетта протянула руку. – Слушать дождь.
И Дэлит вложила свою руку в ее, хотя ее не требовалось вести.
На чердаке действительно дождь слышался лучше. В своей комнате Дэлит могла бы закрыть глаза и вообразить этот мягкий шелест игрой языческих трещоток. Здесь звук лился в уши, точно за тонкими стенами чердака существовала беспросветная, океанская глубина. Никогда Дэлит не приходилось бывать на тонущем корабле, но в ту минуту ей показалось, что если б она знала это ощущение, теперь бы вспомнила о нем.
Луизетта же, казалось, позабыла о дожде, хотя так стремилась его послушать. Она приходила сюда многие и многие ночи, сперва с сестрой, затем одна, и каждая вещь вокруг была ей привычна и знакома. Но теперь рядом стояла Дэлит, и Луизетта подумала, что той может быть интересно…
Луизетта юркнула в коридор, меньше, чем через минуту вернувшись с лампой. Осторожно поставила ту на сундук с плоской крышкой, так, чтобы свет падал на закрытый холст выше человеческого роста, прислоненный к дальней стене. Дэлит встала за спиной ученицы, готовая смотреть на то, что ей великодушно покажут. Не составляло труда понять, что это если не секрет в полном смысле слова, то тайна сердца, без сомнения.
Луизетта сдернула с картины дерюгу, и глазам зрительниц предстал портрет леди Лауретты.
– О, Демиург, как отец ненавидел эту картину…
Леди Лауретта была изображена на картине в образе веселой пастушки. Или, быть может, жены пастуха, несущей ему кувшин, полный прохладного молока, трудно было сказать: леди, в неправдоподобно чистеньком простом платье с передником стояла босой среди лучисто-золотых колосьев, а к ее колену прижимался мордочкой белый, пушистый ягненок. В этом сюжете было так много лубочности, что Дэлит не сдержала улыбку. И в то же время, в картине крылось некоторое очарование. Художник, рисовавший ее, может, и не видел ягнят, кроме как на чужих полотнах, но знал, как обращаться с красками. Картина светилась изнутри. Леди Лауретта казалась живой, ничуть не менее, чем ее дочь и гувернантка дочери: казалось, протяни руку, и леди-пастушка встретит ее своей ладонью, теплой и осязаемой.
– Я не ношу белое. Слишком тогда заметно, что мой дед с Кисивачету. Думаю, даже в день долгожданной свадьбы я не буду в белом. – Луизетта вздохнула. – Мама носила. Отец имел над нею власть, но не такую, как надо мной.
Ливень неистовствовал за стенами, вода гудела в одном тоне, в котором нельзя было уже различить ни звука отдельных капель, ни даже плеска. Так шумит в голове кровь от волнения.
– Все эти знания, которыми Вы меня вынуждены пичкать, нужны мне только для того, чтобы удалось получше выйти замуж. – Луизетта повела рукой от себя, хотя вокруг лежал только пыльный хлам, было понятно, что она имеет в виду и земли, и поместье, и деньги. – Все это отец добыл через брак с мамой. Но расплатился, конечно, нами.
Теперь
