Подъем, спящая красавица! (СИ) - Анастасия Разумовская
Анри побарабанил пальцами по столу. Я тепло улыбнулась мальчишке:
— Мой король, я понимаю, что вам не очень улыбается связать свою судьбу с женщиной, которая внешне так похожа на ту, которую вы ненавидите. Но это подобие послужит нам на руку. Мой план такой: мы пригласим Илиану на переговоры, и убьём её. А потом я просто сделаю вид, что я — это она. Народу объявим, что мы помирились. Да, согласна, это злодейство, но лучше умереть ей одной, чем тысячам ни в чём не повинных людей. Этой заменой мы избежим междоусобной войны. А дальше… я не стану возражать против ваших развлечений. Вы будете жить в своём королевстве, я — в своём.
И — увы — Румпеля со мной не будет. Но это неважно. Сейчас — неважно.
— Я уже наразвлекался, — прошипел мрачно Анри.
— Если вы встретите достойную и добрую женщину, вы сможете сделать её официальной фавориткой. В конце концов, мы взрослые и разумные люди, а брак — лишь пустая формальность.
И я не хочу ложиться в твою постель.
— Увы, — вдруг погрустнело Величество. — Я уже встретил её. Хорошо, моя милая спасительница, я согласен. Но с одним условием. Кроме всего того, что вы перечислили.
«Вы не должны ни от кого рожать детей, кроме меня» — сейчас скажет. Я хмыкнула. Да и ладно. Моё сердце разбито вдребезги. Не хочу больше никаких любовных отношений. Хочу мира во всём мире, хочу… Эртика. Хочу, чтобы Дезирэ сдох. И потом, у меня уже есть сын.
— С каким же, мой король?
— Вы вернёте её к жизни.
Анри встал, прошёл к камину, снял с него мраморную статуэтку и поставил передо мной на стол. Слишком знакомую мне статуэтку. Голубые глаза короля потемнели, синева на гладко выбритом подбородке словно подчёркивала их яркость. Я помедлила несколько минут прежде, чем ответить:
— Хорошо. Но я сделаю это после того, как мы воплотим мой план в жизнь, вы официально признаете меня супругой и объявите о нашем примирении. Мне нужен залог вашей лояльности. И ещё… ваш гнев на Илиану не коснётся Бертрана, её сына.
Анри удивился. Презрительно сморщил губы, вскинул густые брови:
— Вам то какое дело до ублюдка?
— Вы забыли: я — буду Илианой. Значит, Бертран станет моим сыном. Однажды он уже перепутал меня со своей мамой, надеюсь, ошибётся снова, тем самым публично подтвердив, что я — это она. Было бы странно, если бы я согласилась, чтобы моего сына как-то принизили, обидели или забрали у меня.
— Ну хорошо, от мальца всегда можно будет избавиться потом, — осклабился Анри.
Я чуть не шарахнула по нему молнией, но затем напомнила себе, что король даже не знаком с мальчиком. С чего бы обманутому мужу любить сына своей жены? Эртик, никогда, никогда ты не узнаешь, кто убил твою мать! Я стиснула пальцами столешницу и добавила, как могла спокойнее:
— А ещё Бертран будет жить со мной.
— Как скажете.
— Тогда напишите супруге письмо, предложите мир. Напишите, что не хотите войны. Что раскаивайтесь в том, что её обижали раньше.
— С чего вы решили, что я её обижал?
Его красивые глаза в оправе густых черных ресниц были полны недоумения. Я пожала плечами:
— А с чего иначе жена восстала против любезного супруга? А теперь, мой король, разрешите мне идти в опочивальню. Я очень устала. Обсудим план завтра?
— Дозволяю, — равнодушно согласился он.
Выходя, я потянула Армана за рукав. Тот повиновался. Мы вдвоём прошли коридор, свернули на чёрную лестницу. Здесь никого не было. Я остановилась, обернулась и заглянула в его потемневшее лицо.
— Простите меня, — прошептала искренне. — Простите, что я невольно обманула вас. Я…
— Отчего ж невольно? — он вдруг выдернул руку из моей руки и попятился, глядя на меня едва ли не с ненавистью. — Вы умело использовали мои чувства, моя королева. Сначала для того, чтобы сбежать из Монфории, затем — чтобы попасть в королевский замок. А я, идиот, не понимал, почему вы так охладели ко мне! А у вас просто поменялись планы.
Он поклонился, бросил на меня презрительный взгляд, круто развернулся и… убежал. А я опустилась на ступеньки и схватилась за голову.
Румпель выбрал не меня. Мне придётся убить Илиану, хотя я уже расхотела причинять ему такую боль. Я предала любовь мужчины, искренне меня любившего. Но… могу ли я иначе? Могу ли я просто взять и уйти, оставив их всех?
Что будет, если я уйду?
Междоусобная война и тысячи погибших с обеих сторон. А когда страну погрязнет в междоусобицах, соседние короли непременно этим пользуются. Я вспомнила истощённых родопсийцев, выжженные, вытоптанные поля и детей, безразлично наблюдавших, как мы подъезжаем к Старому городу.
Это — мой народ. Я — их королева.
Я вынула из кармана то зеркальце, которое мне отдала Осень. Открыла. Если хочешь меня сожрать — сделай это сейчас, когда мне так больно и плохо.
— Зачем тебе всё это было нужно, Дезирэ? — прошептала, надеясь, что он услышит.
Дополнение 5
Дезирэ мчался по отрогам гор. Он преследовал косулю, в венах бурлило счастье охоты. Запах адреналина и кортизола добычи, всё усиливающийся, дурманил его острый нюх. Волк специально не использовал свои сверхспособности: так всё закончилось бы слишком быстро. Он перепрыгивал через камни, втягивал ноздрями ночной воздух и был совершенно счастлив.
Азарт погони притуплял страхи и сомнения, с некоторых пор раздиравшие душу Пса бездны.
Выскочив на утёс, на котором, тяжело дыша и склонив навстречу зверю забавные рожки, замерла тонконогая добыча, Дезирэ распахнул пасть, высунул язык, переводя дыхание и охлаждая тело. Он почти любил её. Той нежностью хищника, которая охватывает победителя, вонзающего клыки в тёплую плоть.
— Жа-а-ак, — вдруг повеяло тихо из бездны.
Волк вздрогнул, шерсть встала дыбом. Облизнулся и щёлкнул зубами. Косуля, едва ли не зажмурившись, прыгнула. Проскочила мимо и на последнем дыхании бросилась прочь. Дезирэ не стал её преследовать. Подошёл к пропасти, парившей холодным туманом.
— Говори, — прорычал хрипло.
— Ты посерел, Жак, — прозвучало эхо. — Где твоя тьма?
Волк обернулся светловолосым парнем. Замер, пытаясь выровнять дыхание и справиться с подкатывающей паникой.
— С чего бы? — процедил, по-собачьи вздёрнув верхнюю губу и оскалившись.
— Ты стал жалеть. Ты знаешь, что это значит.
Дезирэ медленно обернулся к говорившему. На скале позади него сидела Осень. Ветер развевал лунные волосы, и они медленно реяли вокруг полупрозрачной головы. Почти Осень: совсем детское личико — ей было лет семь, не больше
