Подъем, спящая красавица! (СИ) - Анастасия Разумовская
И мы шли за ним. Несли Жака и других больных и умирающих на сложенных шатрах, как на носилках. Хоронили умерших и верили, что это — очищение грехов. Гуго сочинял баллады, а Кармен, которой не было и четырнадцати, теперь казалась высохшей старухой: её лицо похудело, потемнело, нос заострился, веки провалились. И я, наверное, тоже выглядела так. Не знаю. Зеркальце, которое мне подарил Вальжан, я забыла где-то на очередном привале.
С каждым днём нас становилось всё меньше. По ночам я слышала сквозь сонную лихорадку, как Этьен плачет. Мы понимали: надо дойти. Испытание тяжко, но впереди нас ждёт море. И тепло. И фрукты. И, когда мы придём, волны расступятся перед нами, а ангелы спустятся с небес и воспоют на трубах. И там, где плещется неведомое нам море, нас встретит Он в сияющих белых одеждах. И сразу на земле наступит рай.
Этьен говорил, что те, кто травят нас собаками и швыряют в нас камнями, непременно покаются, и добрый Бог их простит. Но я надеялась, что нет. Пусть их вместе с сарацинами поглотит земля! Пусть они вечно горят в аду. Потому что Жак Кривой умер из-за укуса собаки. И Гуго, и Жанна, и Николя, и… Раны гноились, и хватало двух-трёх дней, чтобы покусанный умирал, так и не придя в себя. Может ещё и потому, что мы были так голодны!
После смерти Жака забота о его сестре — крошке Эллен — легла на мои руки. И мне приходилось отвечать на её нытьё, и вообще… Ненавижу детей! Особенно, когда ты и так падаешь с ног, но приходится тащить на спине тяжёлую тушку, а та ещё и хнычет, что хочет есть. А кто не хочет?
Хорошо хоть по вечерам у костра Этьен рассказывал сказки. Про всяких волшебников, добрых фей, злых ведьм, про сироток, которых бросали родители, но те, победив всякие ужасы, становились принцами или принцессами. Эти сказки заставляли забыть хотя бы на время о кровавых мозолях, обмороженных лицах и ногах, и о желудках, стонущих от голода.
Я проснулась в слезах от собственного шёпота:
— Поворачивайте, возвращайтесь домой…
Кто-то гладил мои волосы. Моя голова лежала на чьих-то коленях.
— Шиповничек, — прошептал Арман, — что тебе снилось? Ты так плакала! Но я боялся тебя разбудить.
— Меня мучают кошмары.
Я поднялась, радуясь, что мужчина нашёл одежду самостоятельно. Подошла к лошади, обернулась к нему:
— Поехали?
Он подошёл и обнял меня. По-дружески, тепло и крепко. И мне стало ещё хуже. Вот и как после всего сказать ему, что я больше не его невеста? Что я его променяла на короля? И что станет с Арманом, когда он об этом узнает? Подло с моей стороны? Да. Вот только… Одно дело — спать с договорным мужем, когда ты холодна к нему, а он — к тебе, и ваши отношения — формальны с обеих сторон, рожать ему наследников, заранее согласовывая даты близости, а другое — ложиться холодной в постель к мужчине, который страстно жаждет обладать тобой и твоим сердцем, и вспоминать другие руки и другие губы, пока муж ласкает твоё тело. Так что, всё к лучшему.
Арман сел в седло, я — позади. Обхватила его пояс руками, прижалась щекой к спине.
Мне казалось, я умерла. Сердце молчало. Я будто стала старой-старой, совсем древней бессмысленной старухой. Хотела ли я стать королевой? Нет. Наверное. Мне было всё равно. Но без моей помощи Илиана снова заключит Анри в темницу. И потом…
Если я стану королевой, то смогу объединить три королевства, а, значит, войны закончатся. Я поставлю Осень своим главным советником. Мы сделаем то, что она хотела: законы, госпитали, даже школы. Может быть, я даже смогу отменить казни и пытки. Если удастся. Стану ли я доброй королевой? Нет. Я не добра. Во мне не было любви к другим людям. Не было даже жалости к ним. Но… какая разница? Кому какое дело до моего сердца, если их жизнь наладится? Ведь и не добрый человек может делать добро? Или нет?
Я никак не могла понять, чего хочу сама. Словно гналась за тенью, и никак не могла её догнать, и не было времени остановиться и подумать зачем и куда я бегу, чего хочу. Хочу быть с Румпелем. Но он выбрал не меня. Хочу просто жить, но теперь, когда я перешла дорогу Илиане…
Окна дворца светились в темноте ночи, двор запруживали кони, ослы, люди, повозки. Кажется, Эрталия радовалась возвращению своего короля, под руку которого сейчас стекались все недовольные правлением королевы-ведьмы. И, очевидно, таких было немало. Пока мы пересекали двор, я увидела множество лиц: простых и сложных, усталых, бородатых, гладко выбритых. Некоторые приехали целыми семьями, и дети, те, что не прятались под юбки матерей, весело гонялись друг за дружкой, смеясь и повизгивая среди толпы. О них спотыкались, и ругали, порой крепко, но в основном никто не обращал на ребят внимания. А мне сразу вспомнился Эртик. Наверное, принц многое бы отдал, чтобы сейчас бегать с этими детьми. Сердце заныло. Оказывается, оно ещё живо.
Когда мы поднялись по ступенькам к высоким входным дверям, четверо гвардейцев скрестили перед нами алебарды. Я едва не шарахнула по ним магией с досады, но вовремя спохватилась: всё правильно, молодцы, ребята.
— Маркиз Арман де Карабас с невестой, доложите Его величеству, — официально представился Арман.
С невестой… Как бы, да. Вопрос только чьей.
Вскоре вышел слуга, и нас провели в кабинет. А я шла и думала, что будет дальше. Румпель сделал свой выбор. Между мной и Илианой он выбрал Илиану, но… Я уже не злилась на него. Было просто пусто. Без него всё было пусто.
Как я так влипла? Когда? Мы ведь виделись совсем недолго…
Слуги распахивали перед нами двери, вельможи, поторопившиеся перекинуться на сторону освобождённого короля и заполнившие коридоры и анфилады комнат, перешёптывались, а я всё вспоминала нашу первую встречу в библиотеке, когда Румпель принял меня за другую. А я…
Это очень странно, но тогда, там, у меня не было чувства, что передо мной — чужой человек. Нет. Наоборот. Я как будто знала его всю жизнь. И дело вовсе не в пороке фей — тяготении к мужским объятьям. Совсем не в этом. Потому что… сразу после этой встречи я от него избавилась. Я
