Подъем, спящая красавица! (СИ) - Анастасия Разумовская
Он уже перевоплотился, это всегда было слышно по голосу. Глотка зверя придавала какую-то хрипоту и рычание, и слова звучали несколько не по-человечески. Осень обернулась. Эй, Яша, Серёжа, Дезирэ — и кто ещё? — был зол. Он стискивал кулаки в карманах, и губы его кривились от раздражения.
— Что с тобой? — удивилась она.
— Ничего, — хрипло прорычал он. — Мне некогда. Я занят. Что тебе нужно?
Осень шагнула к нему. Парень попятился.
— Я соскучилась. Мне без тебя неуютно.
— Сожалею. Не мои проблемы.
Он отступал и отступал, пока не упёрся в стену. Вздрогнул, оглянулся. Сдвинул брови и враждебно уставился на подошедшую девушку. На щеках его вдруг выступили желваки. Осень впервые видела его настолько раздражённым.
— Что изменилось? — спросила тихо.
— Ничего, — почти просвистел он. — Отпусти. Я занят.
Она коснулась кожи его дублета, закрыла глаза, прикусила губу, но та всё равно задрожала от обиды.
— Я соскучилась по тебе, — всхлипнула Осень и отвернулась. — Но иди, конечно. Ты не можешь мне простить, что я три года тебя не звала? Ты обиделся и…
— Чушь. Для меня прошло не больше суток.
Девушка отвернулась, отошла к окну. Эй двинулся к зеркалу.
— Не уходи, — прошептала она. — Это — твоя комната. Если уж так, то уйду я.
Голос её дрожал и ломался от обиды. Эй замер у самого стекла.
— Ерунда. Оставайся, — буркнул, настороженно наблюдая за ней.
— Нет.
Осень всхлипнула, повернулась и принялась собирать вещи.
— Что за глупость? — прорычал Эй. — Я тебя не гоню. Эту комнату я создал для тебя.
— Не нужно. Я больше не ребёнок. И сама о себе позабочусь. Не всё же мне пользоваться твоей добротой. Надо самой и… И вообще.
Он наблюдал, как она складывает одежду. Её было очень мало: одно платье, три мужских комплекта. А вот книг оказалось очень много.
— Как ты это собираешься тащить? — почти дружелюбно поинтересовался он.
— По очереди.
— Не уходи, — вдруг попросил он.
Осень не ответила. Стиснула губы и продолжила перевязывать тонкой бечёвкой стопки толстых книг. Эй подошёл со спины, обнял и прижал к себе.
— Не уходи, — повторил растеряно, — пожалуйста. Я не хотел тебя обидеть… Хотел, но…
— Не уйду. Если скажешь, что случилось. В чём дело?
Она повернулась и обиженно посмотрела в его глаза. Сейчас Эй казался почти мальчишкой, и на его лице читались и отчаяние, и страх и растерянность.
— Ты боишься? — догадалась Осень. — Но что произошло.
Он отвёл глаза, облизнул губы.
— Ты стала взрослой, — прошептал с отчаянием. — Ты перестала быть ребёнком.
— И что? Я не понимаю… Мы же так и хотели…
— Ты. Ты хотела. А я — нет. Но я и не возражал… Идиот. Надо было.
— Эй, — Осень испугалась, положила руки на его плечи, — какая разница? Это всё равно я.
Пёс покачал головой, а затем, решившись посмотрел ей в глаза:
— Пока ты была ребёнком, я не мог причинить тебе зла.
— И сейчас не можешь — я же твой маяк, — рассмеялась она.
Но он оставался серьёзен.
— Могу, — выдохнул хрипло. — И сейчас нет того, что могло бы меня сдержать. Не мешай мне держаться от тебя подальше, пожалуйста.
Прижал её к себе, зарылся в волосы, и Осень вдруг услышала, что его сердце бьётся с безумной быстротой.
— Не обижайся, — шептал он, прижимая всё сильнее и сильнее, — не уходи. Я… не хочу, чтобы ты уходила, но… Я не хочу тебя обидеть. Осень, я… Давай отмотаем время обратно?
— Как это?
— Просто прыгаешь в любой другой мир. Запускаешь время вспять. Мир молодеет, и ты тоже молодеешь. А потом меняешь мир. И вот тебе снова пятнадцать. Или семь. Или ты — бессмысленный младенец. Я не предлагаю тебе стать совсем маленькой… Не хочу, чтобы ты забыла меня, и всё, и вообще, но… Давай вернём твои пятнадцать лет? Пожалуйста.
— А я сохраню память? Я не забуду то, что узнала в университете?
— Нет. Если не откатить твой возраст до грудничка, то — нет. Не забудешь.
— Эй, — прошептала Осень, взяла его лицо в ладони и всмотрелась в посветлевшие от страха глаза, — послушай… Я тебя люблю.
Она закрыла глаза и коснулась его напряжённых губ, поцеловала нежно-нежно. Почувствовала, что он весь дрожит, словно загнанный зверь. Эй молча вытерпел её ласку, а, когда она отстранилась, беспомощно посмотрел на неё:
— Нет.
— Что — «нет»? Я же вижу, что и ты меня любишь. Не обманывай меня, пожалуйста.
— Люблю, — неловко выговорил он, звуки словно продирались через губы. — А ещё я тебя хочу. И теперь нет ничего, что мне мешало бы. Понимаешь?
— Да. Но разве это плохо?
— Ужасно, — он аккуратно отодвинул её, снял со своих плеч её руки и выскользнул в сторону. — Не мучай меня.
Осень недоверчиво рассмеялась:
— Эй, ты же не… Ну у тебя же были девушки, а ты ведёшь себя, как…
— Были, — выдохнул Эй. — Поэтому я знаю, чем это заканчивается. Осень, я не хочу тебя хотеть. Давай отмотаем время?
— Мы можем просто не спать, если тебе…
Его губы судорожно дёрнулись. Эй снова стиснул кулаки, и на лбу вдруг проступила голубоватая вена.
— Рано или поздно я сорвусь, Осень. Рано или поздно моё желание станет сильнее моего нежелания. Я — зверь. Я — тьма. Я — зло.
Она замерла. А потом шагнула назад и убрала руки за спину.
— Хорошо, — прошептала, а на глазах выступили слёзы. — Хорошо, если ты так хочешь…
— Хочу.
Дезирэ обернулся волком, перемахнул комнату и запрыгнул в зеркало.
Глава 23
План принцессы Шиповничек
По пути мне пришлось заехать в небольшой уютный городок и купить мужскую одежду. И всё же дворец, в котором когда-то жили брат с сестрой, я увидела ещё до заката. Над его башнями реяли королевские флаги. Вот и чудненько. Я спрыгнула с коня, привязала его к кусту. Сгребла сухие опавшие листья на пригорок в небольшой рощице. Рухнула и провалилась в сон: возвращаться до того, как Арман обретёт человеческий облик, просто не имело смысла.
И мне снова приснилась девочка Кэт.
На этот раз мы пересекали высокие горы, ветер дул в лицо и набивал шатры снегом с вершин. Часть ребят не выдержала и вернулась обратно. Часть погибла от голода и холода. Но Этьен упрямо продвигался вперёд, не обращая внимания на то, что его ноги кровоточат, что кожа потрескалась, что…
На одном из привалов обнаружилось, что Жак бредит и горит в пламени лихорадки. И всё же Этьен не останавливался. Он был
