Екатерина Оленева - Призрачная любовь
Сплетая тела, люди не сплетают сознания. Людской секс всего лишь раздражение нервных окончаний в заданном ритме. Не более того. Но ни Лена, ни Адам больше не были людьми. Между ними все было иначе. В момент, когда они стали близки, Лена ощутила себя обезумевшим пламенем, раздуваемым неистовым ветром.
Это стоили жизни. Это стоило смерти. Это стоило Ада и потери Рая. Потому что их двоих связывало не сексом и не похотью. Любовью.
— Я люблю тебя, — выдохнула Лена. Как заклятие повторив некогда уже сказанные слова:
"Силой боли своей я привязываю тебя к себе.
Силою Света, что, не отчаиваясь, пробивает дорогу сквозь тяжелые пласты Тьмы, — снова и снова —
Я привязываю тебя к себе.
Силою Надежды, которая живет даже тогда, когда сам её носитель умирает,
Я привязываю тебя к себе.
Силою Любви, всепрощающей и всемогущей,
Способной подарить и отобрать крылья,
Показать Рай
Низвергнуть в пучины Ада,
Силой Любви, что, как солнце землю, согревает душу,
Силой Любви, дающей смысл жизни, несущей в себе все блага мира,
Силой Любви, позволяющей постигнуть Бога, -
Я привязываю Тебя к себе".
И пока звучали слова, менялось вокруг пространство.
Воздух сгущался. В нем вспыхивали и гасли молнии, отбрасывая по сторонам синие всполохи. Между всполохами проносились, смешиваясь, разъединяясь, сплетаясь и расплетаясь, невидимые красавицы. Их манящие и холодные лица. Гибкие и тугие, как лук, тела.
Мелькающий мир был красив. Но его красота разрушала и сердце, и разум.
В ледяном мире безумия Адам был единственным близким существом. Другого Лене было и не надо. С Адамом она была согласна идти в Ад. И даже дальше. Пусть хоть в Хаос! Лена изо всех сил вцепилась в его руку, боясь, что когда почва возвратится в положенное природой место, ветреного призрака не окажется рядом.
Когда стихло и остановилось, девушка увидела надоевший, навязший в зубах, густой белесый туман.
В котором единственными черными провалами были сияющие глаза Адама:
— Ты… — выдохнул он, — ты сделала это! Стен больше нет! Мы — свободны! — Он подхватил девушку на руки и закружил. — Я наконец-то вырвался оттуда! О, господи!
Лицо Адама утратило присущее холодное невозмутимое ироничное выражение. Почти детский восторг исказил его черты. Он весь светился. Так, наверное, блаженствует узник, приговоренный к пожизненному заключению и неожиданно помилованный.
Если бы Адам знал, что значат эти туманы! Если бы только знал, что Лена сняла не проклятие, а данную Темными защиту. Тяжесть, упавшая в эту минуту на сердце, была тяжелее гнетущей его неразделенной любви. Лена ощущала себя проклятым презренным Иудой. О, Небеса! Она должна была отвести в Ад того, кого любила! Что ещё можно добавить к подобной муке? Слова теряют смысл перед тем, что словам не подвластно: Рождением. Смертью. Болью.
Она должна сделать выбор: или Ад для него, или Небытие для них обоих.
— Адам, — позвала Лена.
— Да? — охотно отозвался он, приближаясь, протягивая к ней руки, явно с желанием обнять.
— Подожди, не надо. Да выслушай ты меня!
И Лена рассказала. Все, что узнала в посмертном блуждании. Ничего не утаив.
Если хочет, если сможет, пусть ищет способ спастись. Он имеет на это право. Может быть, она поступала не умно, усложняя свою собственную задачу. Но так было честно. И душой она знала, — так было правильнее.
По окончанию рассказа повисла тишина. Адам молчал, погруженный в раздумье.
— Что ж, ад, так ад, — пожал он легкомысленно плечами. — Хотя с твоей стороны, наверно, было бы милосерднее не говорить мне названия конечной станции.
Лена встрепенулась, вперяя в юношу почти ставший привычным, злобный взгляд:
— Ты хочешь сказать, что не станешь бороться?!
— С кем? — весело усмехнулся Адам ей в лицо, разводя руками. — С тобой? Или с туманом? С тобой бороться неинтересно, — это слишком легко. — Лена напряглась, начиная медленно заводиться. Ну, ни такое уж она и ничтожество, чтобы так о ней отзываться! — А с туманом и вовсе бесполезно. Да и что я выиграю в случае победы? Пустоту? — продолжал философствовать Адам. — Лучше ты, чем она. — Откровенно измывался он над девушкой, не скрывая белозубой улыбки. — Одному в тумане не долго и свихнуться.
— Думаешь, в аду тебя сиропом поливать будут? — с сарказмом поддела девушка, уперев руки в бока.
— Конечно. Кипящим сиропом, смолой и маслом. И все поверх ожогов четвертой степени.
— Это смешно?
— Пока ты не в Аду, — да. У меня к тебе конструктивное предложение. Полезай в лодку. Давай продолжим ругаться уже в дороге.
— Как ты торопишься! — фыркнула Лена.
И полезла в лодку.
— Ты понимаешь, что нам предстоит? — продолжала она ворчать, усаживаясь. — Нам предстоит дорога отнюдь не из желтого кирпича. И ведет она вовсе не в страну Чудес.
Адам улыбнулся ей, светло и радостно.
— Но ведь это — дорога! Все остальное почти не важно.
Глава 17
Любовь и туманы
Лена сидела на скамейке, сложив руки на коленях, и чувствовала себя счастливой. Адам неторопливо работал веслами.
— Ну и гадость, — в тумане было не видно, как он морщится. Зато это прекрасно можно было себе представить, слыша его недовольный голос. — Этот туман когда-нибудь заканчивается?
— Очень редко. Смотри, мне мерещиться, или там и вправду огоньки?
— Справа или слева?
Слава богу, хоть эти ориентиры оставались рядом, как правая и левая рука.
— Справа.
— Ну, или они там на самом деле присутствуют. Или у нас уже и галлюцинации одни на двоих.
Лена узнала выплывшее из туманов строение. Здесь Роберт кормил её "эфиром".
— Кажется, кто-то решил, что нам не плохо будет подкрепиться? — Заметила Лена.
Какое-то время все усилия были положены на то, чтобы достигнуть мерцающих, как светлячки, окон. Усилия увенчались успехом. Они вошли в деревянное строение, только снаружи выглядевшее ветхим.
Лена с наслаждением шла по полу, созерцая вокруг ощутимые, простые и понятные предметы, которых можно было коснуться, пощупать, погладить. Не опасаясь того, что они изменят форму, цвет или сущность. Окажутся душой прожорливого монстра, прикинувшегося обычной стенкой.
То, что Адам был рядом, шел рядом, говорил с ней, было ещё одним источником радости. Все в Адаме воспринималось девушкой, как повод быть довольной собой и окружающим миром. Небрежность жестов. Неторопливая походка. То, с каким любопытством он рассматривал окружающий интерьер. Даже то, что он оказался способным на выказываемое им любопытство.
