Екатерина Оленева - Призрачная любовь
— Как странно, — выдохнул Адам, глядя вослед услужливому официанту, отправившемуся за заказанным эфиром, — здесь все почти, как в жизни. Если остаться, можно забыть, что тебя больше нет.
— А мне кажется, что мы есть, — возразила Лена
— Разве это жизнь? — покачал головой Адам.
— Это смерть. Мы были сначала в одной ипостаси, теперь пребываем в другой. Но мы не исчезли. Мы продолжаем быть.
Официант с поклоном поставил перед ними изысканное тонкое угощение. Оба с удовольствием принялись его поглощать. Не хотелось ничего говорить. Короткие минуты отдыха были почти, как праздник. Особенно с учетом того, что впереди их ждало только горе. И к нему приходилось идти сознательно.
— Как ты думаешь, сможем ли мы найти нужный нам выход? — тихо спросила Лена, отодвигая от себя тарелку.
— Если честно, я думаю здесь особенно выбирать не приходиться, отсюда их всего два: в ад или в небытие.
— А если мы будем просто плутать в тумане?
— Думаю, в небытие и попадем, рано или поздно сами станем туманом, — пожал плечами Адам.
— Ты ненавидишь меня? — подавленно спросила Лена.
— А ты — меня? — ответил вопросом на вопрос Адам.
— Нет.
— И я тебя — нет.
— Но я поведу тебя в Ад!
Адам рассмеялся, откинув со лба падающие на глаза волосы:
— Сколько драматизма в твоем голосе! Что ты хочешь от меня услышать? Хочешь, я скажу, что понимал: рано или поздно нечто подобное произойдет? Что я сделал свой выбор самостоятельно? Так что теперь роптать поздно, а увиливать от расплаты по предъявленному счету бессмысленно? Ты это хочешь услышать, да?
Лена опустила ресницы:
— Я боюсь, — тихо произнесла она. — Я ужасно за тебя боюсь.
Адам поморщился, крепче сжав зубы, неожиданно так резко отпихнув от себя тарелку, что та, возмущенно звякнув, полетела на пол:
— Маленькая лгунья, — почти ласково проворковал он, грубо прижимая кисти её рук к столу. — Фальшивый ангелочек! Чертовка. Не живая, ни мертвая; ни богу свечка, ни черту кочерга. Постоянно твердя о своей любви, кого ты хочешь усыпить? Собственную совесть? Мы ведь оба знаем, что у тебя есть шанс, — о, такой ничтожный, — вернуться оттуда. Если я останусь. Там! И мы оба знаем, что ты попытаешься этот шанс использовать. Не смотря на всю твою "любовь". Как мило. И как по-женски! Я согласен, пусть так и будет. Только избавь меня от дешевых сцен, годных для экзальтированный дев и бабушек-пенсионерок. Нужно быть честнее. Так порядочнее.
Несколько душ обернулись в их сторону, обращая к Адаму возмущенные, недоумевающие взгляды. Открыто выражать эмоции здесь, видимо, было не принято. И тем более не принято грубо хватать за руки милых ангелоподобных красавиц.
Официант с постной миной на лице немедленно нарисовался рядом:
— У вас все в порядке? — вежливым безликим тоном поинтересовался он.
— Да. Оставьте нас! — сказала Лена.
Она потерла кисти, ощутимо саднившие от железной хватки грубого кавалера. Сердится на него, Лена не могла, понимая, что в словах Адама была крупица истины. А может быть, истины в них было куда больше, чем крупица?
— Неужели ты не понимаешь, что все это для меня унизительно? — продолжал Адам, не обращая внимания на взгляды, обращенные к их столику, ни на замершего неподалеку официанта. — Твоя наигранная жалость? Твоя ненужная мне любовь?
Лена знала, что щеки её не могут пылать. Знала. В призрачном сгустке энергии, которым они теперь стали, крови не было. Но они пылали! И ещё как.
— Я — мерзавец, это мы уже усвоили, правда? — Лена кивнула, раз этого от неё ожидали. — Я убил тебя. Я ведь тебя не пожалел? — Лена снова заученно покачала головой. — И ты меня жалеть не обязана. Ты имеешь полное моральное право на попытку отыграться. И не нужно ничего приукрашивать.
— Я ничего и не приукрашиваю. — Яростно проговорила девушка. — Ты, — заведенная бесчувственная кукла. Сам играешь, — всегда, везде и всюду. Думаешь, другие люди такие же? Чувства иногда от нас не зависят, понимаешь?! Мне совсем не нравится, что я тебя люблю. Я буду бороться с этим. Честно! И, может быть, у меня получиться, — со временем. Уверена, что получиться. Знай, я тебя люблю. Это правда. Знай также, что эти чувства не могут помешать тому, что предначертано, — даже если бы я сама того хотела. А я и хочу, очень! Но это ничего не меняет. Я — только счет. Только лист бумаги. Не более того. Если тебе просто больше некого ненавидеть, можешь ненавидеть меня. Раз уж любить не хочешь. Дело даже не в том, чтобы ты не хочешь любить. Ты, прежде всего — боишься! Боишься ответственности: за свои действия, поступки, мысли. Любить, — это, прежде всего, значит, нести ответственность.
— Именно так. Мне хватает собственной души. К чему мне твоя?
— К тому, чтобы тебя не сдуло сквозняком. К тому, что иногда, когда уже не остается ни сил, ни желания драться за собственную жизнь, мы берем откуда-то силы, и деремся за того, кого любим. Нельзя жить вечно только хлебом и зрелищем! К тому, чтобы не утрачивать желания жить. Наверное, за всем, за этим. Я не знаю, почему тебе этого не надо!
— Ну, все, все, хватит. Помилосердствуй. Я проникся глубиной собственного падения, — поднялся Адам из-за стола с чарующей подкупающей. — Пойдем, мой карающий ангел, к адским вратам, за честно заслуженной карой.
Елена в сердцах поднялась, и стремительно заскользила по переходам.
В закоулках коридора, Адам грубо прижал её к стенке, так страстно прижимаясь губами к губам, что тонкая кожа на них треснула. К саднящим кистям теперь добавились и саднящие губы. Руки удерживали девушку крепко, горячо. Взгляд черных глаз прожигал душу насквозь. В глазах Адама что-то засияло, делая его меланхоличное лицо одухотвореннее и мягче.
— Допустим, я привязался бы к тебе. Что дальше? — выдохнули его губы. Лена чувствовала, как слова, выдыхаемые его устами, касаются её уст. — Что это меняет? Для нас обоих? То, с чем нам придется столкнуться, великой любовью не остановишь и не разжалобишь. Мои грехи не оплатить твоими слезами. От наказания не откупиться. Мне не подняться, а ты…ты можешь разбиться. И это, пожалуй, даже хуже, чем просто отнять твою жизнь. Не искушая меня. Лучше не надо!
Адам резко отодвинулся, заскользил к выходу. Будто не было подаренных им горячих поцелуев. Будто не он сказал слова, подарившие Лене надежду.
— Ты идешь? — позвал его голос из-за туманов голос.
Разве могла Лена ему на него откликнуться?
* * *Они проплыли недолго, когда их слух начал терзать неприятный, рокочущий звук. Все произошло быстро и стремительно.
— Что это? — встревожившись, спросила Лена.
