Янтарь и Лазурит - Чайный Лис
Некогда стройная и высокая женщина, завёрнутая в длинный тёмный плащ, сгорбившись и поникнув, сидела на берегу моря. Она обнимала ещё тёплое тело девочки, крепко прижимала её к своей груди и горько плакала. Если бы не страх оказаться замеченной, она бы выла на луну как дикий волк, однако чёрное небо заволокли тучи, ни одна звезда не могла пробиться сквозь тёмную завесу.
Женщина чувствовала, что происходило что-то неладное. Богиня не могла отвернуться от неё, нет — что-то случилось. В свете луны богиня всегда отвечала мольбам верующих, и даже если не исполняла желаний каждого, то всё равно старалась всем помочь — она и её верные ученицы.
Чёрные облака как будто приплыли со стороны Чигусы. Несколько ночей назад служанка этой женщины случайно подслушала, как наследный принц собирал отряд лучших воинов, чтобы завладеть мощнейшим оружием и доказать королю, что он достоин стать следующим правителем. Оставалось только надеяться, что в его планы не входила Чигуса, но в закоулки души закрадывалось всё больше сомнений.
Этим днём она не видела наследного принца во дворце.
— Богиня, — всхлипывала несчастная женщина, — спаси мою Юнху.
— Моя госпожа.
Женщина, придерживая пальцами джанот у шеи, чтобы ткань не открыла её лицо полностью, сделала несколько шагов по песку и остановилась. Она сильно наклонилась и прикрыла глаза.
Госпожа не обернулась.
«Юнха мертва, отпустите её», — она знала, что с губ служанки никогда не сорвутся подобные слова, но и сама прекрасно понимала, о чём та думала.
— Шиюн-а… — только и смогла выдавить плачущая, продолжая сжимать ребёнка в своих руках. Они были ровесницами. Служанку Шиюн приставили к ней ещё родители в глубоком детстве, а когда выдали дочь замуж, то отправили вместе с ней. Вернее, когда король Сонгусыля обратил на знатную деву свой взор и потребовал доставить её во дворец.
Шиюн тоже родила примерно в одно время со своей госпожой, но не оставила её. Выносив дитя, она передала его на воспитание то ли в семью мужа, то ли родителей, а сама продолжила служить.
— Боюсь, в такую ночь взор богини не снизойдёт до нас, — в итоге позволила себе сказать служанка.
— Но завтра будет поздно, — безэмоционально ответила госпожа.
Уже было поздно.
Повисла тишина, нарушаемая лишь завыванием ветра и песней волн — такой же горькой и печальной, как и состояние женщины, потерявшей ребёнка и сокрушающейся над замерзающим телом. Она бы так и сидела, если бы море не прибило к берегу тёмный комочек, на который поначалу даже не обратила внимания. Просто скопление водорослей.
— Моя госпожа.
Немногословная Шиюн вежливо кивнула головой, обошла её и приблизилась к воде. Женщина просто сидела и смотрела перед собой невидящим взглядом, но сквозь пелену слёз заметила, как «ком водорослей» зашевелился, а потом разрыдался в голос. Продолжая прижимать к груди собственное дитя, женщина поднялась и сделала шаг вперёд, но ноги её не слушались и сильно дрожали, она чуть не упала носом в песок.
Шиюн вздрогнула и кинулась в её сторону, но та устояла.
Перед ними стояла промокшая до нити девочка — такая же маленькая, как и погибшая Юнха. Ткань светлой одежды прилипла к её телу, лисьи уши прижались к затылку, а опущенный хвост зарылся в песок. Её глаза были закрыты, руки девочка сжимала в кулаки и плакала.
Женщина упала перед ней на колени, а Шиюн заботливо забрала тело Юнхи из рук своей госпожи. Та продолжала неосознанно цепляться за неё, пока не разжала пальцы, в ужасе рассматривая девочку. Ученица верховной лисы! Но почему она так напоминала её собственную дочь?
— Дитя… — произнесла женщина с хрипотцой в голосе и сглотнула. — Как тебя зовут?
Даже так богиня не оставила её. Пусть она не обладала силой возвращать людей из мёртвых, но не отвернулась от своей последовательницы.
Девочка всхлипнула и приоткрыла глаза, но не издала ни звука. В полумраке женщина не смогла разглядеть, какого цвета они были, но вытянула перед собой руки и прижала плакавшую девочку к своей груди.
— Всё хорошо, тише-тише, не плачь, — успокаивающе заговорила она, нежно погладила девочку по голове и спине. — Тише, дитя.
Она неловко перебирала её мокрые волосы. Стоило её пальцам прикоснуться к слипшейся шерсти лисьих ушей, как женщина отдёрнула руку, а глаза девочки ещё больше наполнились слезами, после чего её накрыла новая волна слёз.
— Всё хорошо, дитя. — Женщина винила себя за такие неаккуратные действия, теперь она гладила мягкие уши, сдерживая свой страх и трепет перед ученицей богини. Где-то на подсознательном уровне она всё больше догадывалась, что наследный принц Сонгусыля всё-таки добрался до Чигусы, но думать не хотела о том, что там произошло, поэтому гнала эти мысли прочь.
Девочка так и не произнесла ни слова, а женщина чуть отодвинулась, взглянула в её лицо и аккуратно сжала маленькие плечи.
— Что бы ни случилось, дитя, теперь тебя зовут Юнха и ты моя дочь.
Глава 15
Завеса прошлого приоткрывается Лазуриту
Каждое утро монахи поднимались на рассвете, читали псалмы и медитировали, лишь после этого ели свой скудный завтрак и вновь отправлялись совершенствоваться. Сюаньму так привык к этому распорядку дня, что всегда просыпался в одно и то же время — вот и сейчас он открыл глаза, сел и прогнулся, разминая спину. У окна расположился генерал Ю, но отвернулся лицом к стене, поэтому Сюаньму не был уверен, спал ли тот или уже проснулся, зато лежавший у двери евнух Квон негромко похрапывал.
Сюаньму поднялся с постели, облачился в аккуратно сложенную рядом одежду, заправил одеяло и осторожно прокрался мимо евнуха Квона. Прошлой ночью он заметил, что пол скрипел, поэтому старался ступать тише. Оказавшись у двери, он бесшумно проник в коридор, прошёл мимо дремавшего за стойкой хозяина и выглянул наружу. Морозный холодный ветер обдал лицо, траву покрывал тонкий слой белого инея.
Перед глазами Сюаньму всплыл какой-то образ — гора, чью верхушку обволакивал чистый белый снег, однако хотя Сонгусыль и оказался гористой страной, горы здесь всё равно были невысокими, а Цзяожи и вовсе являлась относительно низменной страной, там он и вовсе не мог таких повстречать. Неужели где-то видел подобную картину?
Город Анджу постепенно просыпался. Звонкое пение птиц наполняло улицы, первые люди выглядывали из своих домов, зевали, потягивались и отправлялись по делам.
Постоялый двор Тэянджи располагался в центре города, как и в Сонбаке, поэтому Сюаньму в очередной раз стал свидетелем по-прежнему непривычной для него картины. Монахи жили в отдалении от мирских людей, поэтому оживление и суета
