Янтарь и Лазурит - Чайный Лис
Кохаку не могла назвать этот предмет оружием. Он выглядел как обычный кухонный нож, достаточно длинный, но используемый для нарезки мяса. Пусть и не владеющая оружием, но знакомая с ним, Кохаку была уверена, что держала именно нож, а не кинжал или короткий меч.
Она пересеклась взглядом с Рури. Женщину в горах определённо убили не им — ей выкололи глаз и воткнули на его место… бамбук! Они находились в бамбуковой роще! Но Кохаку почему-то казалось, что не нож послужил орудием убийства, а что-то ещё…
Даже если господин Нам не являлся убийцей, он мог быть как-то связан с ним. Или же бедного лекаря просто хотели подставить. Они даже не знали, имели дело с аккымом, иной нечистью или простым человеком. Кохаку опустила руку с ножом и вздохнула.
— Предлагаю забрать его и показать генералу Ю, — решительно заявила она. Всё-таки Ю Сынвон был лучше осведомлён об аккымах, чем они с Рури; быть может, этот нож чем-то поможет. — Пойдём, Дзадза.
Они вернулись к хижине Якчук. Собирались пройти мимо и продолжить путь дальше, остановиться на постоялом дворе и там всё обговорить, как пересеклись с лекарем и его дочерью. Те стояли на ступенях и тоже дышали свежим воздухом, но взгляды обоих зацепились за ржавый нож в руках Кохаку. Господин Нам и Юна вздрогнули и переглянулись, в их глазах как будто отразился ужас, а Кохаку прищурилась. Они определённо что-то знали.
Доверившись лисьему чутью, Кохаку сжала зубы и решительно подошла к лекарю.
— Господин Нам, вам знаком этот нож? Он был зарыт неподалёку.
Она внимательно вглядывалась в его лицо, однако нечто подобное страху исчезло из его взгляда, морщинки на лбу разгладились, и лекарь принял невозмутимый вид.
— Нет, впервые вижу.
Кохаку перевела взгляд на Юну, но та опустила голову, рассматривая каменные ступени у себя под ногами. Неужели господин Нам и был тем самым убийцей-аккымом, ещё и собственную дочь запугивал? Она сглотнула.
Не похоже, чтобы Рури подозревал лекаря — её друг стоял в стороне и даже не смотрел на него. Он перебирал чётки пальцами, но не двигался с места и не собирался ничего говорить.
— Ладно, тогда мы заберём его. И спасибо за гостеприимство.
— Мы покажем город, — воскликнула Джинмин и, схватив Юну за руку, потащила её за собой под пристальным взглядом господина Нама.
Кохаку развернулась и двинулась по тропе, ведущей из бамбуковой рощи обратно в Анджу. Она не оглядывалась — не было нужды: прыжки Дзадза с глухим стуком раздавались по земле, множество слоёв одежды Джинмин и Юны шуршали, раздуваемые ветром, и пусть обычный человек не слышал бы их шагов, острый лисий слух мог распознать практически всё. Кроме бесшумного дракона. Но Кохаку не сомневалась, что и Рури следовал за ней.
На постоялый двор Тэянджи путники прибыли лишь к ночи. Джинмин и Юна показали им город и вместе помогли расспросить местных о даме Пён — вернее, только Джинмин, в то время как Юна молча пряталась за своей младшей соученицей, как и Рури, который не горел желанием общаться с горожанами. Также их отвели в известный на весь Анджу ресторан острой еды, где Кохаку наелась рыбой, рисом и бобами в остром соусе. Затем Джинмин и Юна вернулись в хижину Якчук, а Кохаку, Рури и Дзадза отправились на постоялый двор, где слуги уже должны были найти для них комнаты.
Стоило переступить порог, как навстречу с испуганно-восторженными, но приглушёнными криками выбежал евнух Квон:
— Моя госпожа, этот евнух ужасно переживал!
По его быстрым и резким жестам казалось, что он либо сейчас кинется Кохаку на шею, либо бросится на колени перед ней и расцелует ноги, но евнух Квон заставил себя сдержаться, низко поклонился, спрятал руки в зелёные рукава и сложил их перед собой.
— Не стоило, мы целы и невредимы.
Кохаку положила руку ему на плечо и успокаивающе мягко сжала, после чего наконец-то почувствовала, как ныли ноги и слипались глаза. Она хотела поскорее завернуться в одеяло и лечь спать.
Почти незаметная Хеджин стояла в отбрасываемой фонарями тени у деревянной лестницы, но взор Кохаку всё равно зацепился за её силуэт, поэтому она прошла мимо евнуха Квона и обратилась к служанке:
— Хеджин-а, отведи меня в комнату.
Краем глаза она также заметила, как хозяин постоялого двора с любопытством посмотрел на неё саму и на Рури, но только кивнул обоим и ничего не ответил. Должно быть, не хотел шуметь и будить остальных постояльцев.
Хеджин кивнула головой за лестницу, предлагая госпоже проследовать к жилым комнатам. Кохаку шустро двинулась по коридору, пока не свалилась на полу от усталости, обернулась — служанка уже стояла за её спиной; Хеджин вмиг обогнула её и приблизилась к одной из дверей.
— Ты отдельно или со мной? — шёпотом поинтересовалась Кохаку, прижимая Дзадза к груди. Она почти никогда не бывала на постоялых дворах и не знала, ночуют ли слуги отдельно от своих господ.
— С вами.
Хеджин пропустила Кохаку перед собой, после чего зашла следом и тихо прикрыла дверь. Наверное, тогда и евнух Квон разделит покои с Рури.
На полу уже были разложены циновки с подушками и одеялами — пусть из грубоватой ткани, не такие мягкие, как во дворце, но всё равно достаточно удобные. Не раздеваясь, Кохаку плюхнулась на постель и накрылась с головой, Дзадза улёгся рядом и прижался к её груди. Кохаку дотронулась пальцами до шеи и вздрогнула — те оказались ледяными, как бы не разболеться после прогулки в холодный осенний вечер.
Благо, от нагреваемого пола исходило приятное тепло. Она даже не обратила внимания, что на постоялом дворе Ханыльсан, в котором они останавливались в дождливую ночь по ту сторону горы от Анджу, комнаты никто не отапливал. Здесь же было так же приятно, как и в просторном дворце — слуги всегда следили, чтобы их господа не мёрзли, и в особенности в холодные ночи топили печь.* Кто-то из местных рабочих также всю ночь не спал, закидывал дрова и поддерживал тепло на постоялом дворе.
* В Сонгусыле используется система ондоль (кор. 온돌) — «тёплые камни», система обогрева домов Кореи. Печь находилась в кухне или внешней стене, под полом прокладывались тоннели для дыма и горячего воздуха.
Кохаку уснула в тот момент, как только её голова коснулась вытянутой подушки из грубой ткани.
* * *
— Лунная богиня, молю, помоги твоей жалкой последовательнице,