Стая - Алесто Нойманн
Я слушал ее и чувствовал, как становится легче. Оказывается, не только я в отчуждении рос без родителей. Девушка спрашивала меня об отношениях с Оливией, и мне пришлось поведать о том, что я давно к ней ничего не чувствую. Но зависть оборотней — штука сложная. Так и не отошел с того Рождества.
Хоть бы моя хандра не перекинулась на Вал. До сих пор не знаю, что значил этот наш поцелуй. Больше мы эту тему не поднимали.
Мы не замечаем, как мимо проносится целый день. Обгорев на солнце и устав от дневного пекла, забегаем в бар, чтобы взять с собой бутылку хорошего вина. Когда Эстер заметнула в море большой камень, я внезапно вспомнил, какой вкусный алкоголь продается в «Веселом Роджере». Связи никакой, логики тоже, просто у меня свои ассоциации.
— Где ты их нашла?
В комнате совсем темно, я сижу перед камином и недоуменно наблюдаю за тем, как Эстер тихонько крадется ко мне, сжимая в руке два хрустальных бокала.
— Позаимствовала с полки, — отвечает она.
— А их вообще можно трогать?
— Я не в курсе. — Она подставляет бокалы, и я наливаю в них вино. — Мы ведь туристы. Если что — у меня есть чем за них расплатиться.
— Хорошо, — я улыбаюсь и забираю у нее один бокал. — Тогда за нас?
— За нас.
Пламя очага такое теплое и приветливое, что я практически укладываюсь перед камином как домашний пес, вернувшийся с зимней прогулки. Сделав глоток вина, Эстер с удовольствием жмурится и отставляет бокал в сторону.
— Тебе нравится огонь, — говорит она.
— Да, но он все равно немного страшный. — Смотрю в искры пламени и умиротворенно жмурюсь.
— Если я не буду знать, где ты, то просто буду искать камин.
Я тихо смеюсь и осторожно шевелю кочергой охваченные огнем поленья.
— Пламя ведь бывает разное. — Как завороженный смотрю на танец оранжевых языков. — Бывает диким, всепоглощающим и жестоким. Оно сжирает жизни и сжигает дома.
— А еще огонь можно приручить, — мягко продолжает Эстер. — И тогда он станет покладистым и теплым. Будет согревать твой дом.
— Совершенно верно.
Осторожно достав из кармана джинсов смартфон, девушка включает до боли знакомую песню и слегка убавляет громкость, чтобы не потревожить уже спавших посетителей.
— Это же Killer Queen. — Щелкаю пальцами в такт музыке. — Одобряю.
Мы вместе вихляемся под песню, стараясь не пролить вино. Отставив бокал, я хватаю кочергу и делаю вид, что играю на гитаре, эмоционально открывая рот. Подпрыгнув на месте, встаю на колени и откидываюсь назад как солист рок-группы на концерте. Девушка смеется.
— У тебя теперь все руки в саже. — Она отряхивает мое запястье. — Ходячее недоразумение.
— Да все, убираю уже… — Слишком громко обрушиваю кочергу на пол, и она грохочет, сшибая ведерко для угля. — Упс…
Мы снова тихо смеемся. Отхлебнув еще вина, я смотрю на девушку и не понимаю, что так сильно меня в ней притягивает.
— Эстер?
Она поднимает глаза, покачиваясь под следующую песню, играющую в теплом полумраке. Не знаю, как правильно сформулировать свои мысли. Вряд ли человек смог бы осознать, что я чувствую.
— Мне нужно тебе кое-что сказать. — Я прокашливаюсь. — Это сложно, но ты попытайся понять.
Она кивает и отпивает еще вина. Мои мысли путаются, сложно представить, с чего можно начать такой разговор. И зачем вообще это делать?
Хотя я знаю, зачем. Я выпил, я счастлив, и я хочу поделиться тем, что на душе.
— Ты… ты замечательная, — говорю я. — Мне никогда не доводилось встречать таких, как ты.
— Спасибо, Бруно. — Она улыбается. — Это же я могу сказать о тебе.
— И мне тяжело описать, что я испытываю. Но молчать я больше не хочу. Просто хочется, чтобы ты обо всем знала.
Она с интересом наклоняет голову и терпеливо ждет, пока я, наконец, разрожусь чистосердечным признанием.
— Мы уже обсуждали, что связывает меня и Рихтенгоф. — Нервно ерзаю на месте. — Я говорил, что это гораздо больше, чем дружба.
— Как мило…
— Не перебивай. В общем, я достаточно напился, чтобы сказать это вслух. Я влюблен в нее на несколько километров выше головы.
— О-о-о-о, пожалуйста, можно я за ней сбегаю?
— Да погоди ты! — Чувствую, как лицо заливается краской. — Любить — это не только жениться, воспроизводить себе подобных по ночам и целоваться под луной. Так говорят про людей, без которых не могут жить. Хотя я бы с ней и себе подобных навоспроизводил. И целовал бы каждое утро. И я такой идиот, что забыл, к чему вообще веду. Одна мысль о Рихтенгоф, и мой мозг разжижается.
— Ох, Бруно…
— Да что опять?!
— Если ты думаешь, что хорошо скрываешь свои чувства, то ошибаешься. Я вижу, с каким обожанием ты смотришь на Вальтерию. Почему нужно отрицать очевидное? Поднимись и скажи ей, как есть.
— Прекрати, пока она не услышала! — умоляю я.
— Прости, не хотела тебя обидеть. — Эстер тянется ко мне и обнимает. — А давай ты тоже будешь моей стаей, Бруно? Только без поцелуев?
— Спасибо, я бы доходил до озвучивания этой мысли еще лет двести. Конечно, Эстер.
Прижав девушку к себе, чувствую, как внутри разливается умиротворяющее тепло. Слава богам, она сказала все за меня. Все прекрасно поняла. Слегка стыжусь того, что наговорил тут про Вал, но не думаю, что хоть немного соврал. Отстранившись, Эстер снова поворачивается к камину.
— Хорошо, что ее тут не было, — ворчу я.
— Мало того, что пьем, так еще и нюни распускаем. — Девушка вздыхает.
— Разогнала бы все посиделки. Она такое терпеть не может.
— Ты ведь понимаешь, что ее мрачность — это напускное?
— У нее очень злобная философия, — возражаю я. — Она все еще жива, потому что совершенно одна. Ее крепость невозможно штурмовать, потому что она лишена брешей.
— И снова ошибка. — Эстер отставляет в сторону опустевшую бутылку вина. — Я не стану тебя переубеждать, но лишь намекну, что одна из ее брешей очень любит разжигать пламя в каминах. Погоди, приберу бокалы на место.
Девушка поднимается с пола и шагает в сторону полки. Я снова поворачиваюсь к камину. Опустевшая бутылка слабо поблескивает в полумраке комнаты. Подняв глаза, пытаюсь разглядеть древние ходики на камине. Кажется, часы остановились — стрелки замерли на десяти минутах пятого.
Эстер позади меня осторожно протирает бокалы салфеткой и подвигает стул, чтобы поставить их на место. Я собираюсь было предложить свою помощь, но не успеваю. Слышится слабое стеклянное позвякивание, и бокал
