Луна убывает - Светлана Поделинская
– Благодарю, я не голодна, – выдавила Шарлотта и зажала рот ладонью.
– Как пожелаешь, – не стала настаивать Элспет. – Лорд пришлет своего поверенного, чтобы уладить необходимые формальности. Я не вижу смысла тянуть со свадьбой. Думаю, через месяц-полтора ты станешь леди Херстоун.
– Я пойду прилягу на полчаса, – пробормотала Шарлотта, – а потом вернусь в пекарню. С вашего позволения, maman.
В тиши своей комнатки Шарлотта дала волю слезам. Она не умела принимать решения и всю свою недолгую жизнь подчинялась воле властолюбивой матери. Шарлотте даже в голову не приходило воспротивиться, высказать собственное мнение, поэтому она просто рыдала в подушку, скулила, как побитый щенок. В таком состоянии ее и застала сестрица Гризель – безмолвный свидетель их объяснения с матерью. По своей натуре Гризель была жалостлива и не лишена любопытства. Она присела на край кровати и спросила:
– Почему ты так горько плачешь? Неужели лорд Херстоун столь ужасен?
– Ты не представляешь, насколько! – вскинулась Шарлотта. – О, поистине моя судьба незавидна! Это старый боров, злоупотребляющий вином, с ужасным запахом изо рта! Он был груб и чуть не совершил надо мной насилие! Кроме того, Гризель, я люблю другого!
– Того наглеца, с которым ты танцевала на балу?
– Ричард вовсе не наглец! – оскорбилась Шарлотта. – В отличие от лорда он прекрасно воспитан и ведет себя как джентльмен! И он первым предложил мне выйти за него, вот только я не дала ответа.
– Шарлотта, ты слишком мечтательна! – со вздохом заметила здравомыслящая Гризель. – Тебе не следует читать так много романов о любви. Я знаю, сколько свечей ты жжешь по ночам! Ни к чему хорошему это не приведет. Мама ни за что не разрешит тебе самой выбрать мужа.
Шарлотта молчаливо признавала, что сестра права, и просто позволила себе выплакаться, уткнувшись лицом ей в колени. Гризель не утешала Шарлотту, а просто гладила по голове, не зная, что сказать.
В пекарню Шарлотта спустилась с опухшими от слез глазами и, пока отпирала дверь, услышала за спиной оклик:
– Мисс Вуд!
Шарлотта обернулась и узрела элегантный кабриолет, которым правил улыбающийся Ричард.
– Добрый день, Шарлотта, – произнес он, осмелившись вновь назвать ее по имени. – Не окажете ли вы любезность покататься со мной?
– Вас так долго не было, что я, право же, не знаю, о чем говорить с вами, – ответила Шарлотта, немного злясь на Ричарда и в то же время радуясь его появлению.
– Простите, если заставил вас ждать, – его улыбка обескураживала. – Неужели вы плакали?
– Да, но не из-за вас. – Шарлотта без стеснения взглянула на Ричарда снизу вверх, но слезы снова навернулись ей на глаза. – Моя жизнь разрушена, как если бы я умерла, только хуже. Совсем скоро я окажусь погребена заживо в поместье лорда Херстоуна в роли его супруги. А ведь вы обещали защитить меня от его посягательств!
Ричард услышал едкий укор в ее словах и посерьезнел.
– Я хотел бы осушить слезы на ваших глазах поцелуями, но не могу сделать этого прямо сейчас, на глазах у всей улицы. Поедемте со мной, нам нужно поговорить наедине. О нашем будущем.
Шарлотта на миг заколебалась, осмысливая важность предстоящего разговора и последствия, если она бросит пекарню пустой посреди дня. Противостоять магнетическому обаянию Ричарда она не могла, хоть и понимала, что будет наказана за свой проступок. Служанка Мэри отпросилась навестить тетку, и, к счастью, свидетелей предстоящего побега не нашлось.
– Я должна попросить сестру подменить меня, – быстро сказала Шарлотта, боясь передумать. – Вы не могли бы отъехать и ждать меня подальше от нашего дома, вон у тех деревьев?
– Я буду ждать сколько вам угодно и где укажете, – согласился Ричард и легонько хлестнул кнутом лоснящиеся бока лошади, трогаясь с места.
Шарлотта вбежала в дом, стараясь перемещаться бесшумно, и сразу кинулась в комнату сестры. Та проводила время за вышиванием, сидя спиной к узкому окну и ловя на пяльцах скудные лучи эдинбургского солнца. Шарлотта опустилась на колени, обняла ноги сестры и с жаром зашептала:
– Милая, ты должна помочь мне! Побудь пару часов в пекарне вместо меня. Он приехал и зовет меня прокатиться с ним в двуколке! Вероятно, мы придумаем, как избавить меня от брака с отвратительным лордом.
Гризель, обладающая флегматичным характером, отложила пяльцы и вяло изрекла:
– Это опасная затея. Я не уверена, что ты сохранишь благоразумие и не позволишь ему лишнего.
– Боже, ты такая правильная, что даже тошно становится! – воскликнула Шарлотта и сжала ее холодные руки. – Я говорила тебе, что Ричард предлагал мне выйти за него замуж! Нам необходимо объясниться! Иначе, клянусь тебе, я выпью снотворных порошков, усну и более не проснусь. И моя смерть будет на твоей совести!
Бесцветные глаза Гризель смотрели на сгорающую от страсти сестру сочувственно. Ее душа, как у многих старых дев, полнилась романтикой и втайне жаждала авантюр во имя любви, даже если героиня не сама Гризель.
– А что мне сказать маме? – все еще сомневалась она.
– Что у меня разболелась голова и я пошла в аптеку за лекарством. Или к доктору. Соври что угодно, только дай мне время!
Под бурным напором сестры Гризель сдалась, взяла ключ и спустилась вниз. А Шарлотта оглядела свое повседневное платье – мышино-серое, с белым кружевным воротничком – и решительно мотнула головой. Для катания в экипаже с мужчиной своей мечты она достойна выглядеть красивой! Шарлотта устремилась в свою комнату, где поспешно переоделась в одно из лучших платьев – из полосатого шелка цвета сиреневых сумерек, с присборенной юбкой, украшенной фестонами. Девушка надела шляпку и незаметно выскользнула из дома.
Шарлотта позволила, чтобы Ричард помог ей взобраться на высокое сиденье из изумрудного плюша, деликатно приобняв за талию. Затем он степенно уселся рядом и пустил лошадь иноходью. Шарлотта и опомниться не успела, как кабриолет миновал тесные улочки Эдинбурга и выехал за пределы города. Лошадь уже не цокала по гулкой мостовой, а бодро бежала по проселочной дороге. Воздух будто бы посвежел, и по мере того, как они отдалялись от дома, Шарлотта чувствовала, как ей все легче дышится.
Августовское солнце понемногу клонилось к закату, лаская лучами вершины гор в знойной дымке, такие же сиреневые, как платье Шарлотты. По обе стороны от дороги простирались поля, опустевшие после жатвы. Пшеницу, ячмень и овес уже убрали, а сено сложили в стога.
Грядущий закат лета ощущался повсюду: в теплом дуновении ветра с полей, несущего запах хлеба и дикого меда, в обреченном порхании разноцветных бабочек,
