Рыжий и черный - Татьяна Лаас
Брендон склонил в благодарности голову:
— Спасибо, что позаботились об отце Маркусе.
— Не стоит благодарности, — ответила Андре и махнула листом бумаги, замечая, что Брендон не спешит его брать: — это вам — возьмите. Ничего страшного или опасного, что могло бы напугать черного колдуна.
Он вынужденно взял и пробежался глазами по выписанной рунной цепочке, которую знал наизусть — сам же когда-то составлял. Заканчивалась цепь крайне интересно — после руны храмового запрета шли еще две руны, превращающие полный запрет на… Вариант частичного.
Он приподнял бровь:
— Элегантное решение… Только нарушать запрет инквизиции чревато.
Андре кивнула на стул:
— Кажется, нам надо это обсудить… Пожалуйста, присаживайтесь, Брендон. — она без спроса стала разливать чай по двум чашкам сразу: — Грег сильно расстроился, что вы с отцом Маркусом отказались от чаепития.
Отказались от чаепития — вот, как оказывается, это выглядело со стороны Блеков. Однако! Но на стул Брендон все же сел, бумагу с рунной цепью кладя на стол:
— Андре, вы же понимаете, что… — он не договорил, с трудом собираясь с мыслями — Андре его сбивала с толку: своей улыбкой, поведением, чаем, рунными цепочками.
Она подалась вперед, локтями отпираясь на столешницу:
— Никакой опасности. Ни от чая, ни от рун. — она придвинула к нему этажерку: — угощайтесь!
— Андре… — он сам понимал, что прозвучало это как-то отчаянно устало.
Она взяла бумагу с рунами и указала на развилку в цепочке после запрета:
— Что страшного в ночном зрении? Вам удобно, для окружающих неопасно, инквизиции же знать не обязательно, что введена вариация включения по степени освещения «вечер-ночь». Вы все равно носите свитер — его ворот скроет изменения в цепи. Только и всего. Это вам в качестве благодарности за помощь с браком моего брата.
Брендон напомнил, все же сдаваясь и выбирая сытный сэндвич с соленой рыбой и яйцом:
— Это сделал отец Маркус. — Лист бумаги он сложил пополам и убрал в карман брюк. — Я даже про кольца забыл напомнить. Меня не за что благодарить.
Андре пожала плечами и, отложив блокнот в сторону, сделала глоток чая:
— Как скажете. Просто меня жутко интересуют тайны, которые еще скрываются под вашим свитером.
Брендон улыбнулся двусмысленности её фразы. Андре — молодая девушка, вряд ли она поняла, как провокационно прозвучала её фраза. Взгляд Брендона случайно упал записи Андре — там была выведена забавная рунная цепочка с множеством зачеркнутых рун. Запрет на слабые электрические поля. Или… Биопотенциалы?
Он забылся и потянул руку к блокноту:
— Могу я… — впрочем, он быстро опомнился и вместо блокнота, замешкавшись, схватил чашку с чаем.
Андре сама протянула ему блокнот:
— Ничего сверхсекретного. Тут просто наброски пока. Грег попросил продумать механит защиты от менталистов. Забавно, если учесть, что их существование отрицается современной наукой.
Брендон замер — кажется, то, что он собирался сделать, уже стала воплощать Андре.
— У вас есть какие-то планы на этот вечер? — решился он.
Андре пожала плечами:
— Пока никаких. Грег обещал меня скоро сменить. Анри сегодня занят на каких-то переговорах, так что… Я свободна, как ветер.
Брендон, не зная, гордиться ли фактом, что он заменяет принца, ткнул пальцем в её записи:
— Хотите провести полевые испытания? — он широко улыбнулся, надеясь, что получилось не слишком хищно. Надо, наверное, потренироваться перед зеркалом.
Брови Андре взмыли вверх, и она потрясенно сказала, понимая все правильно:
— Отец Маркус… Вот это сюрприз…
* * *
Совсем стемнело, когда паровик принялся штурмовать Ветряную гряду. Алистер дремал, откинувшись на спинку скамейки, Вик бездумно смотрела в темное окно. За ним мелькали одинокие электрические фонари, спешили куда-то люди, новые кирпичные дома медленно менялись на старые, обшарпанные, давно не знавшие ремонта с частично заколоченными окнами и черными пятнами плесени по фасадам. В темных подворотнях ярко сияли бочки, в которых бродяги сжигали все подряд в попытке согреться. Алистер говорил, что это еще не трущобы. Трущобы выше в горы. Туда даже паровик не ходит. Кондуктор объявил очередную остановку, и, выпуская клубы белого пара, паровик замер, освещаемый взрывающимися в небесах залпами фейерверков. Алистер, выбираясь из тепла паровика, даже присвистнул, выражая все, что думает о празднике на площади Воротничков. Он свернул, не заходя на площадь, на темную, плохо освещенную улицу, идущую к реке. Вик проверила защитный механит на запястье и положила на всякий случай руку на кобуру с питбулем.
Если площадь выглядела еще прилично — горели фонари, гуляли люди, играли и шумели дети, то чем дальше Вик и Алистер удалялись от неё, тем обшарпаннее и мрачнее становились дома с кое-где даже заколоченными окнами и шатающимися у дверей темными личностями, пропахшими спиртом и кислой, затхлой одеждой. Откуда-то издалека несло гнилью и чем-то химическим — с мануфактур, работающих по старинке.
Алистер то и дело бросал на Вик обеспокоенные взгляды, и она не выдержала:
— Тихо, серж. Я все помню. Держаться рядом с тобой. Никуда не лезть. Не отходить. Помнить, что на мне пилотка, а не шлем. Пилотка от удара по голове не защитит. — Вик еле удержалась от падения, когда нога попала в неожиданную ямку в тротуаре. — Кстати, все забываю спросить, серж… Почему у полицейских Аквилиты пилотки, а не шлемы? Только в пику Тальме?
Алистер вместо ответа кивнул в небо, где гордо плыл в сторону реки мелкий патрульный дирижабль:
— Пилотку снял и сунул под клапан куртки, меняя её на полетный шлем. А с полицейским шлемом так не поступишь.
Точно. Полицейские шлемы громоздкие и неудобные, в отличие от пилотки, а констебли Аквилиты несут службу в том числе и на дирижаблях. Алистер, хмуро осматривая толпу, шедшую им навстречу, и демонстративно кладя руку на кобуру револьвера, пояснил:
— Раньше пилотки у нас вообще полетками называли.
Парни замерли под единственным горевшим фонарем, что-то обсуждая, а потом, когда Вик прищелкнула пальцами, зажигая на них огонек, споро перешли дорогу и скрылись в темноте узкого проулка.
Алистер мрачно сказал, старательно оглядываясь, чтобы никто не подобрался со спины:
— Почти пришли, Виктория. — он указал рукой на стоявший на перекрестке дом: кирпичный, двухэтажный, с прикрытыми ставнями окнами, через которые пробивались узкие полоски света, с ушедшими под землю входными дверями — к ним теперь приходилось спускаться по ступенькам, а не подниматься. Ну и местечко для жизни выбрала для себя и своего воспитанника Шарлотта Идо…
Дверь на стук открыли споро, не боясь грабителей. Только ждала нерисса Идо явно не полицию. Молодая женщина недоуменно замерла с фонарем в руке, оглядывая
