Рыжий и черный - Татьяна Лаас
Она поскакала в центр площади и, усевшись на край небольшого фонтанчика, сохранившегося со времен основания города, когда о централизованной подаче воды в дома никто и не слышал, принялась играть в «колыбель для кошек», плетя из веревочки странные орнаменты и периодически прося помощи у мелкой девочки лет пяти, игравшейся у воды в куклу. Кукла была сделана из палочки и цветочной головки, но девочку это не смущало. Мимо Лео снова промчались мальчишки с гремящим ободом. За фонтаном более воспитанные мальчишки прыгали в классики. Тянуло едой, прогорклым жиром, пылью, поднятой ветерком с дороги. Вечерело, странно рано для лета. А где-то умирала Мойра. А где-то глотали слюну Нилы, глядя на конфеты и боясь возвращаться домой — там их пьяный папаша, и Лео еще не умеет его останавливать — рост не главное, главное — грубая сила, а её-то пока и нет. В жилах закипела магия. Лео решительно развернулся и направился к дверям бакалейной лавки. Плевать на конфеты, все равно на булки — откуда им там взяться, это ж бакалея?! — там в лавке есть консервы: рыбные, мясные, растительные — то, что нужно умирающей Мойре. Да даже горсти макарон хватит Мойре, а бакалейщик даже не заметит отсутствие этой горсти в большом ящике, откуда он ковшом набирает макароны для продажи… Только пусть эта дверь будет открыта… Только пусть дверь пропустит его — он совсем не взломщик, он не вор, просто так сложились обстоятельства. Он потом все вернет. Он все оплатит, просто чуть позже. Этот Бейкер, отказываясь продавать в долг, не понимал одного — деньги бывают не всегда. Лео вернет, но чуть позже. Завтра устроится на службу в полицию и с первого же жалования отдаст. Даже с процентами отдаст.
Ноа сплела из ниточки «ясли» и попросила соседку-девчонку снять ниточки, превращая их в «бриллиант». Та, прикусив губу от усердия и морща лоб, чтобы не ошибиться, подхватила ниточки. «Бриллиант» получился, нити не спутались на мелких пальчиках. Ноа погладила девочку по голове, не продолжая игру. «Кошачий глаз» и «часы» — окончание игры, её не интересовали.
«Бриллиант» подошел к дверям бакалейной лавки и резко дернул дверь на себя. Ноа хищно облизнулась — парень засиял ярким, почти ослепляющим светом чистой силы. Можно было смело питаться. Ноа подумала и… Вывеска на лавке сменилась на «Магазинчик сладостей Лео Байо». Пока Лео еще осторожно проходил в темную залу, товары на полках быстро менялись, превращаясь в сладости, печенье, конфеты. Ноа не поскупилась, питаясь чужой заемной силой — в открывшейся витрине, маня всех окрестных детей, появились торты и пирожные. Гулять, так по полной! Радоваться, так щедро изливая силу! Особенно, если она чужая. Чужую не жалко.
Лео сам не понял, почему поменял свои намерения. Он хотел только горсть макарон для Мойры, но вместо этого вынес голодным, смущающимся Нилам булки, на которые они так долго смотрели. Потом он увидел просящие глаза Ноа и дал ей пирожное, потом были мальчишки вместе с Вилли, потом угрюмые рабочие из проулков с грязными голодными детьми, потом он уже не замечал, кому и что отдает — магия пела в его жилах, помогая накормить всех желающих. Он потом все оплатит, он же маг теперь. У него хватит сил.
К нему, когда он наполнял корзину Тины конфетами, подошла строгая молодая женщина в черном глухом платье — то ли вдова, то ли гувернантка. Хотя откуда тут гувернантки?
— Простите, что вмешиваюсь… Я Шарлотта Идо, я опекун этих детей. — она указала на Тину и почему-то Вилли. — Я… Мы не можем себе позволить столько сладостей, нер…
Лео поправил её:
— Кер Байо. Лео Байо. И денег не надо.
Тина дернула Идо за рукав:
— Это его лавка, нерисса! Честно-честно-честно! Мы не выпрашивали. Ни единой конфетки.
Нерисса Идо замерла, вспоминая яркую вывеску над дверью:
— Странно, я готова поклясться, что еще днем тут был другой хозяин…
Лео улыбнулся ей и подал леденец на палочке:
— Угощайтесь!
Пронырливая Ноа оказалась рядом и тут же принялась поддакивать:
— Сегодня хороший день! Сегодня праздник! Хороший праздник, аи… Не бойтесь, угощайтесь.
Идо нахмурилась:
— Кер Байо, вы отдаете себе отчет, что творите? Тут товаров на сотню ройсов… Дети любят праздники, но… Вы можете себе позволить столько потратить на чужих детей?
Ноа потянула хмурую Идо из лавки:
— Праздник! Праздник — это фейерверки! Это музыка, это жонглеры, это веселье, это хорошо! Очень вкусно! — она обернулась напоследок на Лео, и тот шагнул из лавки за ней.
Совсем стемнело. Черное небо, как цирковой шатер, раскинулось над ними и горело тысячами звезд. На душе Лео было легко и хорошо, потому что этой ночью никто не умрет от голода. Живот выдал голодную трель, напоминая, что именно его и не кормили, но Лео было все равно. Он запустил в небеса огненные шары, вызывая восторженный вздох из множества детских ртов. Даже недовольная, продолжавшая морщиться Идо улыбнулась, когда шары раскрылись в бархатных небесах яркими цветами.
Потом усталый Лео просто сидел на ступеньках лавки и любовался, как в небе продолжался фейерверк, сам по себе. Сил не было. Его клонило в сон, но несмотря на это было отчаянно хорошо на душе, хотя он даже пальцем пошевелить не мог от накатившей слабости. Этой ночью Мойра не умрет от голода. Он позаботился.
Площадь жила своей новой ночной жизнью — кто-то пел, кто-то танцевал, дети водили хоровод и продолжали играть. Сестры Нил радовались и смеялись. Эльза впервые смело играла с мальчишками в классики, папаша Нил её больше не пугал. Хотя бы в эту ночь.
Завтра Лео наймется на службу, у него будут деньги, он научится драться, и сможет воспитать папашу Нила, он возьмет Мойру к себе, и она выздоровеет, и, чем боги не шутят, вдруг они даже поженятся.
А потом откуда издалека донесся крик:
— Пилотки! Пилотки идут! — С Лео разом слетело все благодушие. Он вспомнил, кто он и где он. Он понял, что он натворил, оглядываясь на опустошенную лавку Бейкера. Он поднялся со ступенек и замер — сил бежать не было. Его за повторную кражу ждало одно — каторга в колониях.
