Серебряная герцогиня - Анастасия Разумовская
— Она умрёт, — зашептала Эйдис, цепляясь за него. — Ты понимаешь, что она — умирает?
— Пусть о Южанке заботятся лорды Юга. Это не наша госпожа.
— Ты трус? — заорала девушка на него. — Скажи, что ты струсил…
Тот скинул её руки с плеча и вновь отвернулся в окно.
Эйдис оглядела всех пятерых. Это те самые парни, которые готовы были погибнуть ради её поцелуя на дуэли? Те, которые умирали с любезной улыбкой? Да как же так⁈ Где теперь их любезность и отвага?
— Леди, здесь опасно, — мягко сказал второй. — Спуститесь вниз.
Эйдис коснулась пальцами висков, закрыла глаза, глубоко вдохнула, а потом выдохнула. Лучезарно улыбнулась, снова посмотрев на них. На щеках её засияли ямочки, во взгляде заблестела насмешка.
— Ну что ж… и правда опасно. Столько отважных рыцарей, где ж женскому сердцу устоять.
— Леди? — опешил тот, кто был груб.
— Знаете, сейчас, вот с такими воинственными лицами… Ах, моё сердце тает. Вы так отважны, что моё бедное сердечко трепещет. Но, пожалуй, не устоит, если кто-то из вас совершит из любви ко мне безумие. Да-да, я решительно запрещаю вам рисковать своими жизнями, но… Вы же знаете: женщины не могут устоять перед героями. И, боюсь, если кто-то из вас приведёт мне лекаря, я тоже не устою.
— Леди?
Трое из пяти рыцарей обернулись к ней.
— Что делать, я, хоть и леди, но всё же слабая женщина.
— Верно ли я понимаю… — хрипло произнёс кто-то, но Эйдис целомудренно потупилась и уже не видел кто из них.
— Да, — прошептала она. — Я подарю ночь самому отважному и безумному из вас.
«Роза Востока» — так называли её. Неприступная и прекрасная, целомудренная и бесстыдная. Сколько ж рыцарей во имя неё сложило голов, ну или хотя бы получило ран! Она была достаточно целомудренна, чтобы не стать в мужских глазах шлюхой, и — недостаточно, чтобы о безумных и волшебных ночах с ней не ходили слухи.
— Это безумие, леди, — резко заметил первый из тех, с кем она заговорила. — И бесстыдство с вашей стороны…
— Я пойду.
Девятнадцатилетний парень опустил арбалет и дерзко усмехнулся. Эйдис бросила на него загадочный взгляд искоса. Тот подмигнул девушке, подошёл, преклонил колено, приподнял подол её верхней юбки, коснулся губами и страстно взглянул в зелёные мерцающие глаза:
— Я приведу вам того, кого вы хотите. А если нет… вспоминайте обо мне.
«Безумие юности», — подумала Эйдис и, порхая ресницами, ответила глубоким шёпотом:
— Я о вас не забуду, лорд…
— Сэйос. Моё имя — Сэйос.
Мальчик рассмеялся и вышел прочь.
* * *
Джайри с трудом пробиралась сквозь толпу. Она видела светлое пятно — Ульвара на коне. Король казался очень спокойным. Люди запрудили город, и на площади ратуши, казалось, яблоку негде упасть. Но, к изумлению девушки, место нашлось не только для яблока.
Лучники выстроились в цепь, оттесняя напирающую толпу и образовав свободное, почти круглое пространство по центру. Небольшое, но достаточное для того, чтобы лорды, которых застали врасплох, выстроились двумя рядами. По трое из каждого щита, даже Южного. Двадцать один человек. Под барабанную дробь из здания ратуши вывели Альдо. Он шёл, гордо вскинув голову, в одной рубахе, заляпанной кровью. Не его — кровью его короля. Из-за того, что тёмные штаны в темноте ночи были почти не видны, несмотря на кровавые всполохи факелов, Альдо казался призраком, и Джайри похолодела.
Суд — это хорошо. Ульвар смог повлиять на толпу, смог убедить кровожадную чернь в необходимости суда. Эти люди — обычные бюргеры, ремесленники и мастеровые, подмастерья, мусорщики, одним словом — весь этот разношёрстный мирный люд — сейчас обезумел. Они бы разорвали Альдо на части, не разбираясь в его вине. Без жалости.
— Ранвальд, лорд Юга, — загремел королевский голос, — этой ночью ты замыслил злодейство против своего короля и его верного народа. Поправ законы богини и законы королевства, ты задумал убить своего монарха. Но я милостив. Принеси мне покаяние, и я, возможно, пощаду твою жизнь властью, данной мне богиней.
Народ завыл от разочарования. Никто не хотел королевской милости. Никто. Люди были распалены до предела. Казалось, все обиды, все несправедливости в их жизни совершены именно этим молодым парнем в длинной — почти до колен — белой рубахе и с дерзко поднятой русой головой.
— Сдохни, Ульвар, — зарычал Альдо, — мне не нужна твоя…
Но не смог договорить — прямо в его лицо прилетел камень. Альдо пошатнулся. Ульвар вскинул руку:
— Дети! Не делайте себя злодеями. Да будет суд.
— Суд! Суд! Смерть!
Конь под Джайри хрипел, пробиваясь сквозь плотную стену людей. «Я должна остановить это! Должна!»
— Уль! — крикнула она, но король её не услышал: толпа шумела, а голос у Серебряной герцогини всегда был тихий.
— Без страха и оглядки, без корысти и не из побуждений мести судите лорды. Да будет суд ваш правым и верным, — провозгласил Ульвар. — Я устраняюсь от суда. Обиженный, я не требую расплаты за обиду. Имеющий власть судить по своему произволу, я отстраняю себя от суда и передаю власть вам, лорды. Как приговорите, так и будет. По слову вашему да исполнится.
«Нет! Нет, Уль, что ты делаешь⁈» — Джайри задохнулась от ужаса. Разве кто-то из лордов осмелится сейчас выступить против желания толпы? Окружённый её плотной ненавистью? Это мог сделать один лишь король…
Вперёд вышел перепуганный человек в мантии, под которой виднелись кальсоны — городской глава. Зачитал обвинения. Король молча выслушал, а затем загремел голосом на всю площадь:
— Твоё слово, лорд Рандвальд. Говори, если тебе есть, что сказать.
— Ты — мерзавец, Уль! — заорал Альдо.
Толпа засвистела, завопила, и остаток речи преступника утонул в ярости народного гнева. Снова полетели камни, и четвёрка лучников окружила несчастного, заслоняя его своими телами.
— Дети! — повысил голос король. — Довольно! Суд лордов. Да судят лорды. Равные — равного.
И толпа послушалась, стихла, недовольно ворча. Вперёд шагнул один из лордов.
— Я, лорд Айсмуд, вассал короля и герцога Нэйоса, хранителя Шёлкового щита, властью данной мне моим королём, рассуждаю, сужу и приговариваю: лорд Рандвальд, наследник Юга, виновен в богинемерзком преступлении. Достоин смерти.
Джайри ударила каблуками в тяжело опадающие бока коня.
«Уль, пожалуйста, останови это!» — кричало сердце.