И в сумерках придёт рассвет - Надежда Черпинская
– Тогда возьми с собой! Я умею обращаться с луком, – предложила Мара.
В душе ещё нестерпимо пылало какое-то необъяснимое чувство – смесь тревоги и страха. Она не хотела отпускать его на эту битву, не хотела отпускать от себя. Тяжкое предчувствие беды разрасталось в сердце принцессы.
– Нет! – ответил Далейн слишком резко и слишком поспешно.
Глаза его обожгли Эрсель зелёным огнём. И с минуту они молчали.
– Спокойной ночи! – сказал затем атаман, направляясь к выходу.
– Постой! – воскликнула Мара испуганно ему в спину. – Не уезжай! Молю тебя – останься! Не езди на эту битву, дай людей Гриеру, а сам не покидай логова!
Девушка чувствовала, что должна остановить разбойника, во что бы то ни стало, и речь её была горяча, но Далейн по-своему понял этот её порыв.
Он метнулся к ней, и принцесса инстинктивно отпрянула, вжалась в стену. Далейн нежно коснулся рукой её лица, склонился над губами… Но Мара Джалина отвернулась, подставляя щеку. Жаркие губы его с почти благоговейным трепетом коснулись её кожи. И…
Тяжело вздохнув, он отстранился и тихо прошептал Маре в ухо:
– Когда я вернусь из похода, я увезу тебя в Ласну. Это стало просто невыносимо! Видеть тебя и не сметь обнять, коснуться, поцеловать! Невыносимо чувствовать, как ты вздрагиваешь от каждого моего прикосновения! Не могу так больше! Я увезу тебя. И ты будешь свободна от меня. Навсегда. Прощай, Эрсель!
И Далейн быстро покинул хижину, растворившись в ночной мгле.
Мара Джалина стояла на пороге со слезами на глазах. Ей хотелось броситься вдогонку разбойнику и остановить любой ценой, но она понимала, что у неё нет права дарить ему напрасные надежды. И она осталась.
Отступила назад, захлопнув дверь. На столе догорала свеча. И её маленький огонёк казался таким уютным, тёплым – этакий спасительный островок света. Но Мара знала, что вскоре он угаснет навсегда, и придёт ночная тьма…
***
Прошло два дня. В логово иногда приезжали гонцы, привозя тревожные вести о схватке на границе. Пока победа не склонялась на чью-либо сторону. Шаннарцы и ратники двух атаманов были равносильными противниками.
Мара Джалина, помня наказ, старалась поменьше выходить из дома и реже показываться на глаза оставшихся в селении разбойников, особенно чужаков Гриера. При её появлении они начинали шептаться между собой и похихикивать, должно быть, обсуждая её достоинства, и рука девушки каждый раз непроизвольно сжимала клинок Далейна.
Мара готовила обед, Киралейн играл, сидя у окна, когда в хижину вошла Налана.
– Эрсель, гонец прибыл! – сказала она.
Принцесса обернулась резко.
– Что там? – тревожно воскликнула она.
И тут же опустилась на лавку, увидев покрасневшие, затуманенные слезами глаза женщины. Та села напортив, вздохнула тяжело.
– Мы победили. Но … Далейн мёртв.
Мара Джалина судорожно всхлипнула. Слёзы текли рекой.
– Как же так? Как же так! – вопрошала она без конца, рыдая. – Я знала, он не должен был ехать! Это я, я виновата! Я должна была остановить его! Это всё Я, Я, Я!
– Ты-то здесь причём? Успокойся! – прикрикнула на неё Налана.
– Я сею смерть вокруг себя! Она следует за мной. Я приношу горе и несчастья всем, кто добр ко мне. Это моя вина! – донеслось сквозь рыдания.
– Перестань молоть чушь! – оборвала её женщина сурово. – Чтоб ты знала, смерть была здесь и до тебя. Здесь живут разбойники, а не дети – она здесь частое явление. Так что не льсти себе, вряд ли ты заслужила особое внимание Повелительницы Мёртвых!
Далейн был очень хорошим воином, но и он не был бессмертным или заговорённым. Пришёл его час. Каждый мог сложить голову в этом бою. Смерть не различает богатых и бедных, юных и старых, атаманов и простых разбойников, плохих или хороших людей. Случилось так, что Повелительница Мёртвых выбрала Далейна. И это уже не изменить. Так что хватит реветь понапрасну! – Налана замолчала, оборвав гневную речь.
– Но как ты можешь быть такой жестокой? – воскликнула Мара сквозь слёзы. – Налана, неужто у тебя сердце из камня?
– Я не жестока! – возразила женщина. – Думаешь, мне сейчас не больно? Сердце моё разрывается от утраты! Я знала Далейна двенадцать лет, ты – один месяц. Кому из нас тяжелее, Эрсель? Но жизнь научила меня быть сильной и думать о будущем. И тебе следует поступать так! Далейн мёртв, а ты пока жива, и твой сын тоже. И я не хочу, чтобы вы отправились вслед за нашим атаманом! – добавила Налана.
– Что ты имеешь в виду? – насторожилась Мара Джалина, с трудом сдерживая слёзы.
– А то, что Далейн мёртв… Некому больше защищать тебя! Гриер был ему братом. По воровским законам теперь наша шайка должна подчиниться новому атаману и вся добыча, награбленная Далейном, теперь принадлежит ему.
И, прости, что я тебе об этом напоминаю, – молвила разбойница, – но ты здесь тоже лишь добыча! Гриер об этом не забудет, уж поверь мне! Как не забудет и того, что ты стала причиной его проигрыша, его позора, а он не прощает унижений, и всегда получает всё, что хочет. Потому я говорю тебе – не жди своей страшной участи, беги отсюда прежде, чем вернутся остальные! Иначе я не позавидую тебе и твоему сыну.
Страшные известия о гибели её защитника и о судьбе, которая теперь ожидала её, повергли Мару Джалину в оцепенение и полную растерянность. Она схватила на руки Киралейна, прижала к себе, потом сорвалась с места, заметалась по комнате, как затравленный собаками зверь. Налана оставалась спокойна.
Она заговорила вновь:
– Не пугайся! У тебя ещё есть время. Немного, но есть. Твоя лошадь в конюшне. Никто так и не сумел укротить её. Эльфийские кони быстрее наших. Никто не догонит тебя. Я объясню, как добраться до Ласны, дам тебе немного денег на первое время, и Гриер уже никогда не отыщет тебя.
– О, Налана! – Мара с благодарностью обняла женщину.
– Ну, будет, будет! – та отстранилась, смущенно улыбнувшись. – Собирай Киралейна и себя! Я принесу денег, чего-нибудь съестного, и приведу твою лошадку. Меня она послушает. Я не отдам тебя этому подлецу.
Налана ушла, а Мара принялась поспешно одевать Киралейна потеплее. Осень принесла первые холода и промозглую сырость дождей. Затем
