Дрозд и малиновка - Марианна Красовская
Я не верила своим ушам — неужели получилось? Эта встреча не закончилась ничем плохим, словно много лет назад я получила иммунитет к магии фэйри. Теперь я начинала понимать, что мне и вправду тогда повезло. И Гарманион — совсем не самый страшный представитель своего народа. Во всяком случае, он не жрет людей, как его сестра. Впрочем, возможно, Рене просто меня пугала.
Демон поднял руку, стая оленей встрепенулась. Взмахнул рукавом, сорвался с места, и все они понеслись вскачь мимо меня, чудом не затоптав. Показалось ли мне, или на спинах некоторых зверей сидели полупрозрачные фигуры?
Невероятно!
Раздался шелест крыльев, за моей спиной возник Кейташи: я почувствовала жар его тела. Не обернулась, глядя вслед оленям и слушая лес. Теперь тот был живой: шуршал, жужжал, пищал и щебетал на разные голоса. Магия…
— Я все правильно понял? — в голосе Кейташи звенел лед. — Это был отец Мэй?
— Да.
— Ты была с ним?
— Не по своей воле.
Мне вдруг стало ужасно неприятно и даже стыдно. Как будто он имел право меня упрекать! Как будто я сама себя в свое время недостаточно корила!
Кей, наверное, почувствовал мое настроение, крепко обнял меня со спины и шепнул:
— Я понял. Пошли, надо выбираться. Я бы не рискнул остаться тут на ночь.
От его сильных рук и горячего дыхания в волосах я задрожала. Захотелось вдруг прижаться к нему всем телом, прильнуть к губам, почувствовать его на вкус, на ощупь, испить его страсти… снова. Не удержалась, повернулась в его объятиях и обвила руками шею:
— Поцелуй меня.
— Сейчас совсем не время, Мальва.
— Плевать. Поцелуй.
Он тихо хмыкнул и наклонил голову, нежно целуя. Но мне этого было мало, я вцепилась в его воротник и сама проникла языком в его рот с полустоном. Меня отчаянно затрясло от желания.
— Что ты делаешь? — он попытался ускользнуть, но я не отпускала. Запустила руки в ворот халата, царапая гладкие твердые плечи, покрывала поцелуями шею и грудь, с удовольствием чувствуя, как отчаянно колотится его сердце. Миг — и его руки ожили. Левая скользнула по спине, сминая в складки мое одеяние, уверенно легла на ягодицу. Правая зарылась в мои волосы, уничтожая окончательно прическу. Драгоценные шпильки полетели в траву.
— Я теперь не остановлюсь, ты же понимаешь? — тяжело дыша, шепнул он. — Не нужно было…
— Не останавливайся, — мурлыкнула я. — Никого тут нет… Мы одни…
Миг — и его халат летит на траву под кленами. На него падает цветной шелк моих одежд, а следом Кейташи укладывает и меня — очень осторожно, словно старинную вазу. Я лежу, порочно раскинув колени, абсолютно уже обнаженная, и гляжу в его лицо. Никогда не видела его таким: сведенные брови, плотно сжатые губы, пылающие глаза, подрагивающие ноздри. На лице почти что мука.
Всем телом, всей своей сущностью я ощущаю его возбуждение, его нетерпение, его восторг… от меня. Он влюблен, я теперь это знаю точно. И до чего ж это головокружительно сладко — быть возлюбленной, быть объектом восхищения, поклонения, страсти!
— Иди ко мне! — мой голос звучит соблазнительно и низко, гудит, вибрирует, завораживает. Кей рвано вздыхает и приникает губами к моей шее. Целует так нежно, трепетно, ласково, словно лепестки роз касаются кожи.
— Ты прекрасна, — хрипит он, наполняя меня и медленно, неторопливо двигаясь.
Я с ним соглашаюсь. Мне не нужны ни его движения, ни истома, охватывающая тело, только его дрожь под моими пальцами, только безумный взгляд, закушенная губа и тихие стоны сквозь зубы. Я упиваюсь его любовью, его эмоциями… внутри меня хмельной восторг и какая-то дикая радость.
Но удовольствие мое длится недолго: Кейташи вдруг замирает и пристально вглядывается в мое лицо, а потом резко отстраняется.
— Ты мне не нравишься, — резко бросает он.
Я сажусь, испуганно приоткрыв рот и прикрывая руками грудь. Становится пусто и холодно, словно у меня отобрали что-то… чем я медленно и с удовольствием насыщалась.
— Ты чего? — растерянно и жалобно спрашиваю его. — Ты передумал? Ты меня больше не любишь?
На глаза наворачиваются слезы, в голове стучит: не любит, не любит! Где-то в груди зарождается не просто гнев — удушающая волна ненависти. Да как он смеет, смертный! Я не позволю ему уйти, сорваться с крючка! Он мой, и все его чувства — мои, и тело, длинное, гладкое и твердое — мое, и дыхание, и стук сердца, и дрожащие руки — все мое!
Мне хочется его задушить, заколоть кинжалом — чтобы он не достался никому, но мой порыв прерван безжалостно и быстро. Кей рывком переворачивает меня и ставит на колени — я не успеваю даже пискнуть возмущенно.
— Передумал? — смеется он. — Не дождешься, птичка моя. Я просто хочу, чтобы ты вспомнила, что должна чувствовать моя женщина в постели.
— Формально мы вовсе не в постели, — капризно протянула я, выгибаясь и бросая острый взгляд через плечо. Наваждение, охватившее меня, начинает рассеиваться, оставляя послевкусие недоумения и стыда. Но горячая ладонь, опустившаяся между лопаток и прижавшая меня к шелковой ткани, отгоняет прочь явно неуместные мысли.
Ах!
Вторжение Кея похоже на удар — точный, сильный и быстрый.
Ох!
Пустота и холод внутри.
Еще, еще!
Голова идет кругом, тело с готовностью принимает его атаки. Укус в плечо — и я громко всхлипываю, пылая. Длинное движение языка, руки, его длинные и чуткие руки везде, они ласкают, тревожат, возбуждают, разжигают настоящий огонь внутри. Громкие стоны, вскрики, мольбы — и его откровенное рычание в ответ.
Вот теперь мы сходили с ума в унисон. И сорвались в пропасть тоже вместе.***
Влажное от пота тело овевал лесной ветерок. Сердце Кейташи прямо под моим ухом уже успокоилось и билось гулко и ровно. Его пальцы перебирали мои кудри, а другая рука лениво скользила по изгибу поясницы.
— Что это было? — сипло спросила я, не имея сил даже пошевелить рукой, не то, что покинуть мое твердое, теплое, но довольно неудобное ложе.
— Мы занимались любовью, — хмыкнул Кей мне в макушку.
— А зачем в лесу?
— Ты сама так захотела. Тебе не понравилось? Мне — очень.
