И в сумерках придёт рассвет - Надежда Черпинская
Из низенькой двери небольшого домишки вышла женщина в простом коричневом полинялом платье. На вид почти старуха, невысокая, темноволосая (хотя седина уже здорово разбавила тьму её волос). Морщинистое, худое лицо, слишком угрюмое и неприветливое, тёмные, как угли, глаза – облик её производил неприятное впечатление.
– Это тебе! – сказал Далейн, кивнув через плечо на Мару.
И пошёл дальше.
Налана хмуро оглядела девушку и жестом приказала следовать за ней. Прижимая к груди Киралейна, Мара Джалина вошла в приземистый дом.
До слуха её донёсся звонкий голос атамана:
– Лошадь отведите на конюшню, да заприте лучше, не то сбежит! Я к себе.
Мара вошла в комнату с низким потолком и одним маленьким окошечком. Здесь было сумрачно и неуютно. В углу располагалась печь, рядом нары для сна. Посредине стоял стол и две скамьи. Девушка остановилась растерянно.
– Садись! – велела женщина, указав на скамью. Голос её был приглушенным и хриплым. – Я накормлю тебя.
Она поставила перед принцессой чашку с куском жареного зайца, глиняную кружку с отваром какой-то ароматной травы и ломоть чёрного хлеба. Но Маре кусок в горло не лез под мрачным взглядом Наланы.
– Что с нашим атаманом? – спросила угрюмая женщина. – Почему на нём кровь? Ты была не одна? Ребятам пришлось драться?
– Он дрался с атаманом Гриером, – ответила девушка.
– Гриером? – переспросила Налана.
– Да, – кивнула Мара. – Они решали, как поделить добычу.
И, поймав себя на мысли, что начинает говорить, как эти люди, поправилась:
– То есть они делили меня…
Хмурая женщина хмыкнула неопределенно и замолчала надолго. Мара съела кусок зайца, угостив им и Киралейна, и спросила:
– Вы давно здесь, госпожа?
– Меня зовут Налана, – ответила женщина, – так и называй меня! А здесь я давно, если для тебя двадцать два года большой срок. Я не так уж стара, как кажется. Просто жизнь была нелёгкой. Это не проходит бесследно. Когда я попала сюда, мне едва минуло шестнадцать, я была ещё более юной, чем ты.
Маре представилась мрачная перспектива провести всю жизнь в притоне разбойников и состариться раньше времени, как это случилось с несчастной Наланой.
– Вас тоже взяли в плен? – вновь спросила девушка, ибо разбойница продолжать разговор не желала.
– В плен? Да, – горько усмехнулась Налана, – я попала в плен своего сердца. Во так-то! Мне взбрело в голову влюбиться в разбойника. – Она замолчала на миг, довольная тем, что поразила Мару. – Мой отец занимался торговлей. Семья жила в роскоши и довольстве. А я была единственной дочерью и не знала горя. Однажды нам довелось ехать через Разбойничий лес всей семьёй и попасть в руки местной шайке. На наше счастье они пощадили наши жизни.
Суровая Налана неожиданно улыбнулась мечтательно.
– А один из них, златокудрый и синеглазый, снял с моего пальца фамильное кольцо с синим сапфиром. Он сделал это так галантно и нежно, да при этом одарил меня таким страстным взглядом, что я влюбилась без памяти в своего грабителя. Забыть его я уже не смогла. А через месяц в Ласне какой-то мальчишка из бродяжек принёс мне письмо – пергамент был продет в тот самый перстень. А в письме говорилось о том, что с той самой встречи и я не иду из головы моего дорого Андрераса, и он решил вернуть мне кольцо, которое может быть мне дорого. Я отослала с мальчишкой ответ…
В ту же ночь я сбежала из дома. Так я пришла в этот лес. Знаю, тебе кажется, что это было глупо, но тогда я и вправду была глупа, молода и влюблена. Впрочем, я никогда не жалела о своём поступке. Мне тяжело пришлось привыкать к образу жизни разбойничьей стаи, после роскоши, в которой я прожила всё детство и юность, но я была счастлива с моим любимым и никогда не раскаивалась в том, что сделала. До того дня, когда однажды он не вернулся… Нет, он не бросил меня, не думай! В одной из стычек с ласнийскими солдатами он был убит, и жизнь моя с того мига лишилась смысла. Но я не ушла отсюда.
Это случилось почти десять лет назад, но я так и живу здесь, с ними. Вдовствующая разбойница, стараюсь приглядывать за этими сорвиголовами. Знаешь ли, пожив здесь, я привязалась ко всему этому. И ты привыкнешь. Главное – перебороть себя, и не обращать внимания на их выходки и грубость. Со временем ты поймёшь, что за суровой внешностью скрываются неплохие сердца…
– Убийц и воров! – закончила за неё Мара. – Нет, госпожа Налана, я не могу оставаться здесь. Я ехала в Ласну, и мне нужно туда. Здесь опасно. Я должна защитить своего ребёнка!
– Перестань! Может, мы здесь и волчье племя, но дитя без причины никто не тронет! Кстати, чего ты вцепилась в него? Отвяжи его и пусти побегать. Небось, устал уже на руках…
Мара освободила его, но по-прежнему держала на коленях.
– Это сын или дочь? – спросила Налана.
– Мальчик. Киралейн, – отвечала Мара.
– У меня никогда не было детей, – грустно промолвила женщина. По мере разговора она уже не казалась принцессе такой мрачной и нелюдимой. – Их вообще здесь никогда не было. Но я подсоблю тебе всем, чем смогу. Позже принесу для него козьего молока. Значит, ты ехала в Ласну из Центральных земель? – продолжила она. – Откуда ты? И ты так и не сказала своё имя…
– Эрсель, – ответила Джалина. Она уже давно решила, что для Диких земель больше подойдёт её эльфийское прозвище. – Я родилась на равнинах Джалисона, но с тех пор бывала во многих землях.
– Что же привело тебя к нам? – вновь спросила Налана.
– Мне небезопасно в землях Лейндейла.
– Разумеется, имея эльфийское имя и сына-полуэльфа, кому ты там нужна! – по-своему объяснила ситуацию разбойница.
– А здесь ещё женщины есть? – спросила Мара, вспоминая о своём бедственном положении.
– Четверо, но они живут на другом краю поселения. У большинства наших зазнобы в деревнях неподалёку. Здесь жизнь тяжёлая, особенно зимой. Холодно. И голодаем нередко. Но ко всему привыкнуть можно. Хочешь – верь, хочешь – нет, но я так скажу: тебе ещё повезло, Эрсель, что ты попала в нашу шайку! Останься ты у Гриера
