Иная. Песнь Хаоса - Мария Токарева
Ее же мир сузился до размеров прядильни. Котя даже толком не рассмотрела княжьи хоромы: через окно постоянно маячил только далекий охлупень терема. Деревянная русалка порядком надоела, скованная, неживая, прикованная к крыше так же, как мастерицы к прялкам. Впрочем, на двор Котя по доброй воле не желала выходить без веской причины. Как она выяснила, о прядильне слава шла не очень добрая, а кое-кто и вовсе приравнивал прях к девушкам из домов увеселений. Один раз к Коте подошел с пошлой улыбочкой немолодой ратник.
– И что же такая красавица здесь делает одна? – спросил он лукаво.
Котя выпрямилась, как струна, сдвинула брови и решительно отрезала:
– Работает.
– О, да ты норовиста, синеглазая.
К ней потянулись широкие ладони, но она порывисто отвернулась и шмыгнула обратно в общую избу под защиту сварливой тетки Юрены.
– Иди куда шел, добрый человек, – отозвалась напоследок Котя.
– Какая неласковая…
– Иди-иди, аспид! Мне работницы нужны, а не брюхатые сонные мухи, – махнула Юрена ратнику, загораживая дверь. Он что-то пробормотал насчет «старой карги», но убрался восвояси.
– Ходят тут всякие, – пробормотала Юрена, напоследок плюнув, но сорвалась и на Котю: – А ты что же глазами хлопала? Небось, сама привадила?
– Не хлопала и не привадила. Впервые его вижу, – угрюмо отвечала Котя, с холодным спокойствием вспоминая старшую жену.
Помыкать собой она не позволяла. Это Желя сносила все упреки молча, но ведь и пряла она не слишком сносно.
– Ладно, верно. Не хлопала на этого аспида, у тебя другой есть. У тебя подмастерье кузнеца бишь в полюбовниках?
Котя промолчала, склоняясь над работой. Юрена нечасто бранила ее, честно оценивая прилежную внимательную мастерицу. Бабка пыжилась больше для вида.
– Смотри у меня, – приговаривала она. – Я тому аспиду сказала и тебе скажу: мне брюхатые мастерицы не нужны. Что мне с вами такими делать потом? А хотя… – Она безразлично махнула рукой. – На дворе байстрюков немало бегает. В мастерскую полюбовников не води. И того хватит.
«Значит, я смогу встретиться с Вен Ауром?» – радостно подумала Котя, но покраснела. Она и не помышляла, что у них может родиться ребенок вне брака. К тому же и Вен Аур предлагал нечто более прочное, чем страсть на несколько ночей.
Только в разлуке Котя поняла: надо было соглашаться на то предложение. Пусть не сразу. Теперь она знала точно, что не отвергнет следующее. Не от плохой жизни в мастерской, а потому что все ее существо томилось и немо плакало. Она хотела быть рядом с ним каждый день, как тогда, в лесу.
Из памяти постепенно стирались тяготы дороги. Отчетливо вспоминались ночи в душистом сене, как и стоянки под открытым небом в том снежном непознанном мире. А здесь все правила представали понятными, четкими, простыми. Человеческими. Пусть запутанными для Вен Аура, но унылыми и во многом неприятными для Коти.
– Да что она все о байстрюках толкует, – тихонько пробормотала Желя, когда все улеглось, и Котя устроилась рядом с подругой, принимаясь за пряжу.
Они по-прежнему делили одну лавку. На ней же спали, на ней же сидели весь день. Желя скрашивала одиночество, но ее болтовня не заглушала бесконечный безмолвный зов, который вел в кузницу где-то за стенами детинца.
– Бегают и бегают, о чем тебе волноваться-то? – наивно пожала плечами Котя, но по лицу подруги прошла непривычная тень.
Вечно смеющиеся широко раскрытые глаза на мгновение померкли, улыбка исчезла.
– Да ничего, ничего, – пробормотала Желя неуверенно. – Но говорят же, что у нас в Ветвичах все дети равны.
– Боярские да княжеские байстрюки не так равны с наследниками, как законные дети крестьян с незаконными, – встряла третья пряха, горькая вдовица.
С Котей она сблизилась, поверив в прочно прилепившийся к ней рассказ о погорельцах из далеких Омутов. А вдова-то и правда была погорельцем из города; в пожарище у нее погибли муж и двое детей. Так и пошла она в услужение, лишь бы с ума не сойти. В последнее время ее все обещал взять в жены один из ратников. Хотелось верить, что не врал. Но не верилось. К тому же в городе Котя по привычке никому не доверяла. И обычно не ошибалась.
– Ой, Котя, а правда у тебя полюбовник есть? Подмастерье кузнеца? – перевела тему Желя. – Это ведь хорошо!
– Да, – сдержанно отвечала Котя.
Желя же ни на минуту не замолкала.
– Полюбовник-то полюбовник… – пробормотала вдова, затихая.
– А знаете слухи? – встрепенулась Желя, снова путая нить.
Коте часто приходилось одергивать подругу, иногда подхватывать часть работы, чтобы скрыть промахи нерадивой пряхи от бабки Юрены. Иначе попадало обеим.
– Про отряды вражьи в лесах?
«Ох, как там матушка, как деревня?» – в сотый раз подумала Котя.
– Нет, про оборотня! Говорят, прямо из Хаоса к нам пришел! – трещала Желя, а Котя снова напряглась. Руки похолодели, а внутри все скрутилось узлом.
– Это какого же? Про того, который летает? – отводила она подозрения от Вен Аура.
Если речь шла о Моле, то Котя обрадовалась бы, коль ратники настигли бы его.
– Да тот, который летает, – это не то. Его не поймают никак. Скоморохи-кудесники к нам приезжают! Слышали-слышали? – взвизгнула Желя, вертясь от радостного волнения. – Говорят, в клетке везут чудовище! И не зверь, и не птица! Прямо из Хаоса к нам пришло, а кудесники его своими кудесами изловили…
«В клетке? Кто попался в клетку? Не Моль. Вхаро?» – подумала Котя, и тогда уже у нее нить едва не порвалась. Пальцы словно окаменели, захотели сжать покрепче булатный нож. Все чаще она жалела, что проявила милосердие к лиходею. Ее тревожили смутные предчувствия.
– Много ты болтаешь, Желя! – недовольно оборвала Котя, откидывая голову. – И говоришь красиво так, будто читать умеешь.
– Ой, ну что ты… не умею, – беззаботно отмахнулась подруга, не замечая недовольства. – Но истории всякие слушать всегда любила. О чем бишь я? А! Так вот, кудесники везут к нам оборотня. На Празднике Весны на общих гуляньях увидим его.
«Я должна поговорить с Веном. Какое еще создание Хаоса к нам везут?» – обеспокоилась Котя.
– Думаешь, Юрена отпустит нас?
– Конечно, отпустит! Я здесь уже не первый год. Праздник Весны – священное событие для всех. А пряжа подождет.
– Но и сама себя не спрядет. Ты работай, работай, – кивнула Котя.
И так ей приходилось напоминать Желе постоянно. Зато через неутомимую болтушку вся прядильня узнавала, что творится в стольном граде. А Котя все больше привязывалась к Желе, воспринимая ее как нерадивую младшую сестренку.
