Иная. Песнь Хаоса - Мария Токарева
– Ох, не знаю… Утешаешь ты меня. Всё-то оттого, что мы сделать ничего не можем.
– Хоть люди, хоть из Хаоса, а перед войной все равны. Хотя у нас не ведутся войны, потому что армий нет. Только развалины миров до Хаоса. Ох… Ничего! Я всегда услышу тебя! Я еще вернусь. Тоже ночью. Может, завтра, может, через пару дней.
– Я буду ждать.
Вен Аур засобирался уходить, почудилось приближение стражи. Он в один прыжок перекатился к стене и там слился с ночными тенями, совершенно потерявшись в них. Зов отдалялся по мере того, как Вен Аур пересекал ночные улицы сгустком непроницаемого мрака. И чем дальше он уходил, тем тоскливее делалось на душе. Котя рассеянно стояла возле открытого окна, осмысляя предостережение, до тех пор, пока не вернулась Желя.
– Ой, ты не спишь? – пискнула она.
– Проснулась. Душно.
– Не говори, что меня не было, – попросила Желя, как маленький заговорщик, наклоняясь над ухом.
Котя отрешенно кивнула, ее не заботили чужие секреты. Возможно, скоро всем им предстояла суровая проверка на прочность.
– Не говори о войне, Вен Аур… – в замешательстве прошептала Котя. – Страшно.
10. Праздник Весны
Дни в стольном граде Деште текли однообразно и тускло. Для Коти они слились в единую череду монотонной скучной работы. Дома она привыкла к смене занятий: то на реку пошлют, то к скотине, а иногда и вовсе удавалось выбраться в лес. Но на княжьем дворе для каждого дела находились свои люди. Разве только каши да хлеб девушки-работницы готовили самостоятельно. Обычно разбивались по две-три и делали на всех, потом усталые бледные пряхи рассаживались вдоль простого длинного стола. Бабка Юрена произносила привычную молитву десяти духам, после чего все торопливо ели пресную пищу и вскоре вновь возвращались к пряже.
– Не зевай. А ты что замерла, как замороженная? – понукала Юрена, расхаживая между вращающихся прялок и веретен.
Она разминала затекшую спину, недовольно кряхтела, и в такие моменты обязательно доставалось какой-нибудь девушке. Но Котя не отвечала ей, не огрызалась. Она сама сделала такой выбор, она сама пришла в эту прядильню и еще сперва радовалась, что теперь стала хозяйкой своей жизни. Но вскоре поняла, что новая работа сулит кабалу на много лет.
К тому же большинство девушек были сиротами, пошли в услужение на княжий двор, потому что уродились пригожими. И к мастерской частенько наведывались то дружинники, а то и вовсе бояре. Один раз Котя застала поблизости даже местного княжьего друида. Тогда она поняла, почему Юрена так строго требовала никого не приводить в саму избу. Зато ночами, когда суровая надзирательница – как ее порой называли – храпела на печи, девушки сами то одна, то другая вылетали незаметно через двери.
– Что же это они? С женихами встречаются? – спрашивала сперва Котя, беспокойно ворочаясь на лавке. – Так что же замуж их не возьмут?
– Женихами… – горько вздыхала под боком Желя. – Кто же нас, бесприданниц, замуж возьмет? Без роду и племени да в княжьем граде.
Котя хмурилась, чувствуя, что снова оказалась не в том месте и не с теми людьми, как и в тереме Игора. Пусть здесь никто не торговал дурман-травой, но нравы царили непонятные и чуждые для выросшей в строгости девушки. У них в деревне даже сиротам находили женихов, конечно, небогатых, но всё же помогали всем миром. Другое дело она – изгой, иная, неправильная. Хуже сироты. Здесь об этом никто не знал, и Котя отчасти радовалась.
«Я, почитай, такая же сирота-бесприданница теперь», – думала она, вспоминая последнюю встречу с земляком, дядькой Крашем. Передал ли он весточку матери? Добрался ли вообще до деревни? Никто не отвечал, а прядильню вскоре всколыхнули тревожные разговоры:
– Говорят, отряды Молниесвета бесчинства творят, по лесам ходят.
– Что же, князья всё миром решить не могли? – недоумевала Котя, когда Желя доносила ей очередной тревожный слушок.
Девушка отчего-то первой узнавала любые вести.
– Да какой там миром! Молниесвет послов нашего князя спалил в огненной яме! – в красках повествовала Желя, взволнованно теребя нить.
Пряла она неряшливо, отвлекалась, Юрена часто серчала на нее. Порой Котя и вовсе удивлялась, почему ее новая – и вообще первая в жизни – подруга все еще держится в мастерской.
Желя же об этом совсем не переживала. Она весело болтала с работницами, быстро перезнакомила с каждой Котю и в целом благодаря резвой девушке пришлую странницу скоро посчитали «своей». Это оказалось неожиданно, но приятно, потому что избавляло от привычной озлобленности, от клейма. Хотя и радости особой не принесло за прочими заботами. Да еще Желя лишь подливала масло в тлеющий костерок беспокойства:
– Говорят, послы-то приехали, к хоромам Молниесвета подошли, а он им и говорит: «Извольте на ковер перед крыльцом ступить, добрые гости!» Они и ступили, а там волчья ловушка оказалась с просмоленными дровами и хворостом. А потом туда факел кинули или огненную стрелу пустили. Так и сгорели!
– Да ты что? Кто же так поступает? – поражались хором девушки, отвлекаясь от работы.
Но, судя по всему, они не осознавали до конца реальность этой пугающей истории, воспринимали ее как красивую сказку. Они хоть и хлебнули в своей жизни горя, но не встречали настоящих опасностей, не видели на снегу с десяток растерзанных трупов. Котя же отчетливо понимала, что означает убийство послов: миром уже ничего не решить. И оттого сердце сдавила черная тень отчаяния. Зачем же так? За что? Еще у ворот города теплилось столько смутных прекрасных надежд…
– Вот такой Молниесвет-то! – воодушевлялась Желя, ерзая на лавке, а потом щеки ее порозовели: – Зато наш князь другой, наш князь добрый!
Котя нахмурилась, призадумавшись. Смутное предположение мелькнуло на миг, но тут же растворилось, вытесненное другими думами. «Война… Как это страшно! Как страшно дойти до города, чтобы оказаться здесь в ловушке. Может, нам с Веном лучше снова уйти в леса? Там он примет свое истинное обличье, сможет меня защитить. У нас найдется достаточно еды. Летом и вовсе выжить несложно. Построим землянку в глуши. И никто не доберется. Никто… Хотя там же Генерал Моль», – размышляла Котя. И вновь ее сердце тяжко сжималось.
Она плохо считала, но чувствовала, что прошло уже много дней в добровольно-вынужденной разлуке. Больше Вен Аур не перелезал через стену облаком мрака, наверное, опасаясь проявлять ауру Хаоса. Больше она не видела милого сердцу лица, остались воспоминанием ласковые
