Одержимые сердца (СИ) - Морион Анна

— Вайпер говорила, что вы были очень хорошими родителями и делали много фотографий, — поспешила сказать я, чтобы отвлечь этих бедных смертных от их трагедии. — Возможно, у вас есть фотоальбомы? Я бы с удовольствием взглянула на них!

— Это так мило с твоей стороны, дорогая! — Элиза тут же вскочила с дивана и пулей вылетела из гостиной, чтобы вскоре вернуться с толстыми фотоальбомами в руках. — Здесь все фотоальбомы… Боюсь, их целых десять штук! А нет, погоди, три из них — это я и Ян… — Она отложила три штуки на диван, а все остальные положила на кофейный столик. — Еще чаю?

— Нет, нет, благодарю! — улыбнулась я.

Альбомы были распределены по годам, и я терпеливо пролистала все семь альбомов с Вайпер, начиная с момента ее рождения до последних лет ее жизни. Я с удивлением заметила, что последний альбом, в котором были фотографии Вайпер в годы студенчества в Праге, был неполный. Около 15 фотографий, там и здесь, отсутствовали.

— Почему некоторые ячейки пусты? — поинтересовалась я.

— Мы не уверены, но наверняка их взял ее парень, — ответил мне Ян, который пил уже третью чашку чая (супруга заставила его).

— Что ж, понимаю! Это такая память о ней! — теплым тоном сказала на это я.

— О, да! И он, и мы трепетно храним память о ней… С момента ее последнего появления в этом доме мы не стали ничего менять. Ее комната стоит нетронутой, уже много лет. Ведь это единственное, что осталось нам в память о нашей девочке, — тихо сказала Элиза.

Она собрала все уже просмотренные мною фотоальбомы и направилась в другую комнату.

— Не желаешь ли взглянуть на ее комнату? — вдруг обернулась она ко мне.

«Очень даже!» — подумала я.

— Это было бы прекрасно! — отозвалась я. — Она приглашала меня сюда несколько раз, но из-за переезда я так и не смогла приехать.

— Погоди-ка! — Элиза скрылась из виду.

— Моя супруга не может смириться с нашей потерей, — вдруг очень тихо сказал мне Ян. — На кухне, на столе стоит любимая ваза Вайпер, и Элиза каждый день ставит туда свежие ромашки. Любимые цветы нашей дочери. — Он сглотнул. — Летом она выращивает ромашки на своей клумбе, а когда они больше не цветут, она каждый день покупает их в цветочном магазине… При любой погоде, и в дождь, и в снег… Около двадцати минут в одну сторону. Я не могу ходить так далеко — ноги стали совсем плохи последние пять лет… Я сижу дома, как старый пес на любимом диване.

Этот короткий рассказ растрогал меня. В моем горле вновь встал огромный ком. Эта бесконечная родительская преданность и любовь к памяти давно погибшей дочери поразили меня. Глубина родительского сердца. И ведь нет никакой глубины — у родительского любящего сердца нет дна.

Это заставило меня вспомнить о моих собственных родителях. О матери, которую я ранила так часто. Отца, которому я звонила так редко, что мне должно было быть стыдно за это. Они любят меня, ждут моего звонка, встречи со мной, переживают за меня… Нужно приехать к ним. Погостить в их доме, неделю или две.

«Мама, моя милая мама! Я знаю, что сделало бы тебя счастливой! Тебя и Мишу! Если бы я только смела попросить прощения у Маришки! Раскаяться! Но это свыше моих сил!» — с горечью подумала я.

Возможно, в один прекрасный день, в будущем. Но не сейчас. Мое сердце было слишком одержимо тайной Вайпер и гордыней.

— А вот и я! — Элиза вновь зашла в комнату. Ее лицо сияло. — Ну, что, дорогая, пойдем в комнату Вайпер?

— С удовольствием, — улыбнулась я, поднимаясь с кресла и следуя за Элизой.

В прихожей она ласково попросила меня снять сапоги. Я подчинилась, и мы пошли вверх, по лестнице, на второй этаж.

Вскоре я оказалась посреди комнаты той, чью загадку так желала разгадать.

Комната Вайпер.

Но я не увидела ничего особенного: обычная комната с обычной обстановкой.

Комната неинтересного человека.

Отвернувшись от Элизы, чтобы она не видела моего лица, я насмешливо усмехнулась.

И это все? Что ж, Вайпер не была особенной. Напротив — ординарной. Да, она любила своих родителей и была хорошей дочерью. Да, она была довольно умна и дружелюбна. Да, у нее было много друзей… Хотя, людей, появляющихся на похоронах, вряд ли, можно назвать друзьями. Лишь малую их часть. Все остальные приходят из сочувствия.

Пока я непринужденно проходилась по комнате, Элиза увлеченно рассказывала мне о мебели, занавесках, коллекции статуэток и так далее. Много совершенно не интересующей меня ерунды.

«Кажется, пора уходить!» — подумала я, поняв, что ничего толкового я больше в этом доме не услышу. Все, что хотела, я уже услышала.

Но вдруг мой взгляд остекленел.

Это была фотография. Довольно крупная цветная фотография.

Зима. Снег. Вайпер с распущенными волосами, в черном пальто. На ее шее — толстый шарф. Она держит в руках бумажный стакан, на котором написано «Осторожно! В стакане горячий напиток!». Она широко улыбается. Даже смеется. И смотрит на своего собеседника. Он — в пальто, с растрепанными длинными волосами и шарфом, держит идентичный Вайпер бумажный стакан и тоже смеется. Его взгляд, устремленный на нее, полон восхищения.

— Это же Седрик Морган! Я знаю его! — тихо воскликнула я, обернувшись к Элизе.

— Да, это он, — улыбнулась мне в ответ она. — Это парень Вайпер.

— Парень? — ошеломленно переспросила я.

«Парень с нечешским именем, которого, по словам Юлии, у нее увела Вайпер!» — проскользнула в моем разуме дикая мысль.

— Да, да, они встречались… Увы, недолго. Это он — единственный, кто выжил в той катастрофе…

«Еще бы!» — насмешливо подумала я.

— …Он славный, наш Седрик! Часто приезжает к нам, а на Рождество дарит замечательные дорогие подарки. Ян не совсем это одобряет, но иногда он чересчур ворчлив! — продолжала говорить Элиза.

Я слушала ее вполуха.

Взяв фотографию в руки, я вперила в нее пристальный взгляд, стараясь разглядеть каждую деталь, даже мельчайшую.

Седрик! Так вот, почему он выгнал меня из своего дома! Вот, что его связывает в Вайпер! Его тайна.

Какая ирония!

Он любит ее. Он влюблен в смертную.

Седрик влюблен в Вайпер. И он потерял ее. Навсегда.

Он второй Барни. Этот мрачный тип влюбился в смертную.

Как смешно, Боже, какая комедия!

Это Седрик забрал из альбома фото Вайпер!

— И когда Седрик был здесь в последний раз? — спросила я, не отрывая взгляд от фотографии.

Элиза подошла ко мне.

— Это замечательное фото, не так ли? — вместо ответа тихо сказала она, смотря на фото.

— Да, очень. Когда оно было сделано? — поинтересовалась я.

— Это были рождественские каникулы. Первый раз, когда он был у нас в гостях. Было так холодно! На редкость холодная зима… О, в последний раз он был здесь в июне… Он ночевал у нас пару ночей. Бедный, он чувствовал себя неважно и не выходил из дома. Все такой же красавец, как и прежде. Он совсем не стареет! Вот, что делает с людьми холодный норвежский климат! — тихо рассмеялась Элиза.

«Ах, да, они ведь не знают о том, что он вампир!» — саркастически улыбнулась я.

Все стало на свои места, ну, почти все: теперь мне было понятно, почему Седрик имеет портрет Вайпер в своем доме. Он любил ее, а она любила его. Они были парой. Как бы смешно и невероятно это ни звучало. Но зачем фото Вайпер нужно было Брэндону? Было очевидно, что он знал Вайпер и встречал ее в реальной жизни. Но как? Зачем? Что их связывало?

— Элиза, Вайпер, случайно, не упоминала имя Брэндона Грейсона? — спросила я у Элизы, ставя фотографию влюбленной парочки обратно на полку.

— Брэндон Грейсон? Нет, ни разу не слышала о нем. Кто это? — ответила мне Элиза.

Я обернулась к ней с невинной улыбкой.

— О, это всего лишь наш общий знакомый, с университета. Я разыскиваю его тоже, — сказала я и украдкой взглянула на часы. — Но, прошу прощения, я что-то засиделась! Мне пора бежать! Знаете ли, меня ждет мой муж, в отеле. Мы собирались поужинать в ресторане.

У меня не было необходимости оправдываться. Я могла бы уйти без объяснений и дурацкой лжи о каком-то муже и ресторане. Но трагедия Владиновичей и их трепетная забота о памяти их погибшей дочери заставили меня уважать их старые, добрые, полные боли души. Я не желала, чтобы они думали, будто надоели мне своими рассказами о Вайпер. Нисколько. Возможно, в этом доме гости были редко, и хозяева были нескончаемо рады принять у себя «подругу» их дорогой дочери.