Побеждаю и сдаюсь (СИ) - Анастасия Разумовская
Дружинники нехорошо нахмурились, вглядываясь в шею дерзкого. Тивадар хмыкнул.
— Так рожайте. Или баб не хватает?
— Растут медленно, — сумрачно отозвался Бирюзовый.
Дружинники положили руки на рукояти сабель, мысленно прицеливаясь для наилучшего удара.
— Найди сто пятьдесят, Орель, — устало отозвался Тивадар. — И сто пятьдесят я пришлю из данников. И не ворчи: враги подступятся, двухсот не хватит. И не подрастут твои лучники никогда, а бабы будут рожать не в твоих землях. Или о судьбе Драконового города забыл? Так я не гордый, напомню.
Князь Орель молча поклонился.
— Твои слова — мои уши, — сказал почтительно. — Великий князь, к твоему суду взывает Алмос, сын Имруса.
— Пусть говорит, — Тивадар опёрся о зубцы стены и тяжело взглянул на вассала.
Из дружины Бирюзового дракона выступил мрачный белобрысый воин с некрасивым рябым лицом.
— Великий князь, — торжественно обратился он, преклонив колено и опустив круглую голову, — моя жена осквернила моё ложе прелюбодеянием.
— И что ты хочешь от меня? — серые глаза Тивадара сузились. — Тебе помочь наказать жену?
Дружинники хохотнули, но тут же смолкли. Белобрысый заскрежетал зубами.
— Я требую суда над полюбовником. Он — вольный человек, носит саблю, и по закону я не могу его убить сам.
Тивадар усмехнулся. Криво и как-то неприятно.
— Князь Орель, вина прелюбодея доказана?
— Застигли с поличным.
— Ну, ведите.
Золотой дракон отвернулся и стал следить за полётом орла. Хищная птица парила в синеве, высматривая добычу.
Дружинники притихли. Алмос поднялся с колен и стал злобно наблюдать, как в крепостной стене, идущей под углом к той, на которой стояли князья, открылись двери, и двое мужчин вывели скованного третьего. При одном взгляде на последнего становилось понятно, почему жена белобрысого совершила грех: высокий и статный парень был красив, словно дикий барс. На секунду преступник замер, моргая на солнце и жадно вдыхая ветер, а затем решительно пересёк двор и двинулся по каменной лестнице на стену. Поднялся, преклонил колени перед Тивадаром.
— Суд и милость — твои, Великий князь, –сказал громко чуть хриплым после темницы голосом.
— Хорошо, что признаёшь за мной право судить и миловать, — ответил Тивадар и стал сбоку от обречённого, обнажив широкую саблю. — Как твоё имя?
— Фенрис, сын Лусиана.
— Я помню твоего отца. Бились с ним плечом к плечу на Лысом перевале. Когда подо мной пал конь, Лусиан отдал собственного, — задумчиво заметил Тивадар. — Тебе есть что сказать, Фенрис, сын Лусиана?
— Я люблю Тайшу, — прямо ответил тот. — Не моя вина, что отец отдал её этому подонку. Я предлагал Алмосу выкуп, но тот отказал. Князь, прошу у тебя лёгкой смерти для Тайши. Пусть всё наказание достанется мне одному.
— Это не моя жена. Один муж властен над женой.
— Ради той услуги, что мой отец оказал тебе, прошу тебя о милости.
— Ты всё сказал?
— Да.
Сабля поднялась и рухнула. Голова покатилась. У Тивадара был точный и тяжёлый удар.
— Справедлив твой суд, князь, — нестройным хором отозвалась дружина.
Золотой дракон сумрачно взглянул на Алмоса.
— Что с женой твоей?
— Она жива, — мрачно отозвался тот, — и очень жалеет, что жива…
— Приведи.
— Но…
Тивадар прищурился, и обманутый муж побледнел. На лбу его выступил пот. Алмос поклонился и побежал вниз по лестнице…
Обратно все ехали в полном молчании. Видеть смерть мужественного воина — одно, но видеть гибель плачущей, истерзанной женщины — совсем другое.
Каждый думал о своём. Тивадар — о Джайри. Ему вдруг захотелось увидеть её и коснуться светлых, искрящихся, словно шёлк, волос. До сегодняшнего дня Великий князь ни разу не убивал женщин. За жалкую, окровавленную осуждённую Тивадар заплатил её мужу золотом. Закон есть закон.
«Скажу Шэну, пусть свернёт шею этому Алмосу, — мрачно размышлял князь. — Только попрошу убить не с первого раза… Хотя… вряд ли Шэн умеет не убивать с одного удара…».
Но Тивадар знал, что не поступит так: Алмос не преступал закон. Он был в собственном праве. Но отчего тогда так мерзко на душе?
— Поворачивай домой, — вдруг решил князь.
Да степь великая с пятым замком! В следующий раз проверит его боеспособность.
Тивадар приедет ночью, омоется и ляжет с Джайри. Нельзя спать с женщиной, в которой живёт чужой ребёнок, но он и не станет. Просто обнимет девушку, вдохнёт её запах и будет смотреть, как она ровно дышит.
Тивадар вдруг весело усмехнулся и пустил коня галопом.
Когда они приехали, темнота действительно окутала замок плотной пеленой. От разгорячённой земли поднимался пар, и звёзд в нём не было видно. Глашатай затрубил в рог, кованная решётка почти сразу начала подниматься.
«А я ведь ничего не дарил ей из того, что так нравится женщинам, — внезапно подумал князь. — Наложницам дарил, а жене — нет». Он представил на Джайри тяжёлые височные кольца с лазурными апатитами и такое же оплечье, и снова усмехнулся.
Шэн прав: женщинам нужна нежность. За годы вдовства душа Тивадара огрубела. Он и наложниц одаривал не для радости, а так… из чувства долга. Теперь всё будет иначе. «Я одену тебя в шёлк и пурпур, — думал князь, ожидая, пока распахнут тяжёлые ворота, — украшу драгоценными камнями и жемчугом. А ты родишь мне сына. Такого, что слава о его славе затмит воспоминания обо мне». И он почти нежно улыбнулся, вновь пуская коня галопом.
Может чрево жены уже опустело? Что-то долго знахарка возится.
К удивлению Тивадара, Шэн его не встретил. Дар бросил повод коня и решительно направился в замок. От Великого князя, Дракона драконов, должно быть, сейчас несёт мочой осла. Нормальный запах для не менее потной дружины, но не для нежной жены.
Князь прошёл на мужскую половину, спустился в купальню, по дороге срывая с себя верхние одежды, а, раздевшись догола, прыгнул в тёплые струи и, нырнув, проплыл между колоннами. И, позволив воде держать его мощное тело, представил, как однажды позовёт в купальню Джайри и она, робкая и смущённая, станет стыдливо раздеваться, а потом осторожно войдёт в воду…
«Завтра, — решил, безудержно улыбаясь, — я сделаю это завтра».
Он тщательно вымылся и даже нанёс на тело ароматную мазь, хотя прежде не делал этого.
— Приветствую тебя, Великий князь, кровь крови моей, — раздался голос младшего брата, когда Тивадар, освежившийся и снова бодрый, натягивал чистые штаны, заботливо принесённые безмолвной прислугой.
— И тебе не хворать, — хмыкнул тот. — Где Шэн?
— Уехал. Куда — не счёл нужным докладывать, — обиженно пояснил Эвэйк.
— Значит, было нужно, — Тивадар пожал плечами. — Шэн всегда знает, что и зачем делает.
— Даже когда приводит твою жену в мужскую купальню?
Великий князь замер.
— Что?
— Вчера Шэн приводил твою жену в купальню, и она здесь плавала.
«Джайри умеет плавать?» — удивился Тивадар. Интересно, зачем это понадобилось Шэну? Странно. Ему стало досадно, что брат уже сделал то, что собирался сделать сам князь. И Джайри теперь не удивится купальне. «Надеюсь, Шэн сможет мне объяснить причину такого странного поступка», — раздражённо подумал он.
Хорошее настроение словно испарилось.
— Ты же не хочешь сказать, что видел мою жену, одетую лишь в одну воду? — мрачно поинтересовался князь.
Эвэйк поперхнулся.
— Нет, конечно… Но мог бы… Меня не предупредили и… Любой мог.
Настроение у Тивадара ещё ухудшилось. Он молча набросил рубаху на влажное мускулистое тело, тряхнул мокрой головой.
— С такими новостями надо было подождать, пока я поем, — рявкнул на младшего. — Ты зачем здесь?
В карих глазах княжича проступила обида.
— Я пришёл встретить тебя…
— Встретил, — прорычал Тивадар. — Спасибо. Ужин готов?
— Н-не знаю…
— А Шэн бы знал. И в этом разница между тобой и им. Шэн успевает подумать обо всём. Проследить, чтобы почистили и накормили лошадь, растопили камин и согрели еду. А ты ничего дальше собственного носа не видишь и ведёшь себя как бестолковый мальчишка.
Губы Эвэйка задрожали, и Тивадар уже пожалел было о своей горячности, но мальчишка вдруг выкрикнул злым и ломким голосом:
— Зато я не сплю с твоей женой, как Шэн!
Тивадар замер, а затем ринулся и впечатал брата в одну из колонн.
— Что-о⁈ — зарычал, схватив его
