Побеждаю и сдаюсь (СИ) - Анастасия Разумовская
Они, наконец, уехали. И Отама вздохнула с облегчением.
Герцог Эйдэрд был очень добр к ней, но это не мешало девушке до дрожи бояться своего благодетеля. Невидящий взгляд, всегда суровое лицо, громадный рост и разворот плеч такой, какого она не могла даже вообразить до их встречи. Действительно — медведь, а не человек. И слова ласкового не скажет — молчун. И непонятно было, чего хочет, почему помогает. А когда непонятно, то страшно. И вот вроде ты должен быть благодарен за себя и за дочурку, и ты благодарен, но… Всё равно страшно.
Но если Эйдэрд был могуч и непонятен, но Чёрная королева…
Отама готова была пищать от страха каждый раз, когда желтоглазая королева обращала на неё свой холодный пристальный взгляд. Хорошо ещё, что королева не так уж часто видела девушку и её ребёнка. Как правило, она приезжала тогда, когда те уже спали.
Оставшись одна в пустующем особняке, Отама невольно перевела дыхание. В отличие от его хозяев, этот просторный, вместительный дом не внушал девушке никаких опасений. Мрачный, суровый — да. Но и простой, уютный, надёжный. Он напоминал ей руки любимого человека. Того самого, который их с дочкой в итоге предал.
Но ведь дом — не человек, предать не может?
Девушка была уверена в этом, пока не обнаружила обратного.
Вечером она покормила ребёнка, убаюкала и спустилась вниз, проверить — заперты ли двери. Обошла первый этаж, зашла на кухню, взяла немного вина, окорок и кусок хлеба. Уезжая, Эйдэрд разрешил ей пользоваться в особняке всем, а слугам велел относиться к нищенке как к госпоже. Но, когда она, заперев комнату и разложив еду на столике, подошла взглянуть, хорошо ли спит малышка, то обнаружила вдруг, что колыбель пуста.
Отама захлопала глазами, затем глупо принялась искать ребёнка по всей комнате. Сердце колотилось до шума в ушах. В комнате потеряшки, конечно, не оказалось.
Девушка выбежала, сбежала вниз, начала кричать, надеясь, что Астрелия отзовётся плачем. Но всё было напрасно. Отама пробежала во флигель, где спали слуги. Блэкхэм, седой и угрюмый дворник, выслушал плачущую девушку. И спокойной ночи наступил конец. Зажгли факелы, спустили собак…
Когда под утро принц Ульвар въехал в ворота, то увидел, что снег в саду перекопан, перетоптан, даже с нижних ветвей сумрачных елей стрясён. Он усмехнулся, спрыгнул с коня и прошёл внутрь особняка.
Отама, бедная, зарёванная, сидела на диванчике в холле, а рядом на корточках расположилась высоченная Гида, поившая несчастную мятным напитком.
— Что происходит? — дружелюбно обратил внимание слуг на себя Ульвар.
— Дитё её потерялося, — Гида обернулась.
Уголки её вечно унылого рта были направлены вниз.
— Оставь нас, — велел Ульвар жёстко.
Он не любил Медвежий щит и медведцев в целом ещё со времён, когда был наследником Эйдэрда. Гида поднялась и вышла, тяжело ступая большими ногами. Ульвар подошёл и погладил Отаму по светлым волосам. Девушка судорожно всхлипнула, схватилась за его руки. Подняла умоляющие серые глаза.
— В-вчера, — пролепетала она. — К-кт-то-то…
Снова опустила лицо, прижавшись к нему, как единственной надежде. Сердце принца стукнуло невпопад… Сейчас, когда он смотрел на склонённую перед ним русую макушку, Отама до сердечной боли напоминала Джайри. Но ведь Джайри никогда не плакала так отчаянно. Даже в детстве.
— Не бойся, — шепнул он ласково, — я найду твоего ребёнка. Ты успокоишься и всё расскажешь по порядку, не так ли?
Она судорожно кивнула.
— Сейчас ты меня не услышишь, но запомнишь мои слова. С Астрелией всё будет хорошо. Она найдётся, и я о ней позабочусь. Но и мне нужна будет твоя помощь, Отама. Ты же хорошая девочка, ты мне поможешь?
Серые глаза вновь обратились на него. С недоумением. Девушка была так жалка в эту минуту, что очарование момента рассеялось. Ульвар сел на корточки, спокойно и властно глядя ей в лицо.
— Мой очень хороший друг попал в большую беду. Одна очень-очень добрая девушка. Вы с ней внешне похожи. Ты мне иногда даже напоминаешь её. Я спасу твоего ребёнка, Отама. А ты поможешь мне спасти Джайри. Договорились?
Девушка захлопала глазами, не понимая.
— Ты поможешь мне, Отама?
— Д-да, в-ваше в-высочество…
— Можешь обращаться ко мне просто: «мой король», — хмыкнул Ульвар. Он не стал тратить время на сочувствие и сострадание. Стоит только пожалеть плачущую, и она растечётся в слезах. А ему сейчас нужна её максимальная сосредоточенность. — Джайри похитили. Да, как твою малышку. Только это взрослая девушка, поэтому её насильно взяли замуж. Это вопрос политики, и он тебя не касается.
Отама продолжала смотреть на него с тем же недоумением. А вот Джайри давно бы обо всём догадалась… По крайней мере, о том, чего от неё хотят. Хотя… скорее всего, обо всём.
— Вы с ней очень похожи, — снова напомнил Ульвар. И Отама снова его не поняла. Король вздохнул: видимо придётся говорить прямо. — Я хочу, чтобы вы с ней поменялись местами. Чтобы ты стала Джайри.
Девушка дёрнулась, хотела вскочить, но Ульвар жёстко удержал.
— Я научу тебя, как быть ещё более похожей на неё. Ты официально станешь герцогиней и хранительницей Серебряного щита. И женой Тивадара, князя Тинатина. Думаю, я легко с ним об этом договорюсь. Ему нужен титул, а не Джайри. Её положение, а не она сама. Я дам её положение тебе, и его это, полагаю, устроит.
— Но… — пролепетала Отама в ужасе.
— Не надо так пугаться, — Ульвар поморщился. — Подумай сама, что тебя ждёт здесь и что — там. Так будет лучше для всех. Тивадар получит свою Серебряную герцогиню и мою дружбу. Ты — влиятельного и заботливого мужа, почёт и богатство. Астрелия будет спасена. Я о ней позабочусь. Найду ей хорошую, богатую и любящую семью, выделю приданое.
— Но я…
— Ты хочешь, чтобы девочка была с тобой? Понимаю. Но это невозможно, милая. У тебя не такой уж большой выбор: согласиться на моё предложение или потерять дочь навсегда. Нет, навсегда ты её потеряешь в любом случае. Но в первом из них, Астрелия вырастет богатой и счастливой, а вот во втором я не уверен: вырастет ли…
Симпатичный ротик Отамы приоткрылся. Она отшатнулась, вскочила.
— Это… это по вашему приказу её украли!
Ульвар вздохнул. Ох и дура!
— Ты же знаешь, да, что за клевету на лицо королевской крови положено засечь клеветника до смерти? Нет? Ну, теперь знаешь. Я очень добр и снисходителен к тебе, Отама. Понимаю, что ты вне себя от горя, ведь ты только что потеряла дитя. Пожалуйста, не серди меня, будь хорошей девочкой. Я никогда не отличался терпимостью к человеческой глупости. Но тебе я даже дам время прийти в себя.
Ульвар подошёл к шкафу, стоявшему напротив диванчика, и вытащил из него песочные часы.
— Время пошло, — мягко заметил он, переворачивая колбу. — У тебя есть минут пятнадцать, чтобы успокоиться и принять единственно верное решение. Давай, Отти, я верю в тебя.
— Но как же… Как вы можете…
Король закатил глаза, морщась. Облокотился о шкаф и стал ждать.
«Я боялась герцога Эйдэрда, — в ужасе подумала несчастная девушка, — а должна была бояться его сына…». Все девушки в королевстве, ну или почти все, были влюблены в красивого и несчастного, такого героического принца. Отама не избежала этой участи. Сколько раз она, замерев от восторга, смотрела как принц, казавшийся сошедшим с облаков небожителем, возится с её девочкой… Правда оказалась слишком ужасна.
— Я согласна, — упавшим голосом прошептала Отама.
А разве у неё был выбор?
Ульвар усмехнулся:
— Что ж, это вполне здравая мысль. Я рад, что ты оказалась умницей. За Астрелию не переживай, у неё всё будет хорошо. Если, конечно, ты останешься достаточно разумна, чтобы никому не сообщать о своих глупых подозрениях. Потому что, знаешь ли, дети всегда страдают из-за грехов родителей. Но я верю, что ты — умная и порядочная девушка. Всё остальное объясню тебе по дороге. У тебя есть полчаса, чтобы собраться. Карета нас ждёт. Давай, малышка, поторопись.
И Уль пошёл на кухню, чтобы позавтракать.
Глава 26
Ярость дракона
Солнце слепило глаза. Дружинники жмурились, щурились, прикрывали глаза ладонями. Это был четвёртый замок, который они объезжали. Тивадар взобрался на крутую стену, оглядел окрестности, хмыкнул. В отличие от своих людей, он прямо смотрел на солнце.
— Ров усилить, — приказал коротко. — Двести лучников мало. Нужно поставить под тетиву не менее пятисот. Когда подъезжал, не видел сигнальных огней. Сторожа спят?
— Со стороны дороги не видны огни, —
