Солнце, уснувшее в ладонях ведьмы - Елена Анатольевна Кондрацкая
В саркофаге лежали двое. Истлевший скелет и наполовину разложившаяся молодая женщина с длинными тёмно-рыжими локонами. Её кожу покрывали чёрные пятна, по лицу и клетчатому платью ползали опарыши, почерневшие руки с красными ногтями были аккуратно сложены на животе. Челюсть опустилась, открывая ряды ровных зубов, а внутри, кажется, что-то шевелилось.
– Кто это? – пробормотала я.
– Нэнси Галлахер.
Я обернулась. Кай выглядел плохо. Пожалуй, хуже, чем раньше, обливался потом и стоял неровно, опираясь на край саркофага, но держался.
– Она умерла с полгода назад, может, меньше, – сказал Кай, осматривая тело. – Сложно сказать точнее, влажность и насекомые могли значительно ускорить процесс разложения.
Я смотрела на женщину. На Нэнси. Во многих местах обнажились кости – на руках, скулах, глаз не было. Бороться с тошнотой удавалось с трудом, и я позавидовала Эндрю, который этого всего не видел.
– Пока не понимаю, как она умерла. – Кай всматривался в месиво гниющих тканей, взял у меня фонарик и посветил в углы саркофага. – Следов крови нет. Или… Подержи-ка. – Он вернул мне фонарик, смахнул с груди локоны Нэнси и стал расстёгивать пуговицы на платье. И тут я заметила то, что привлекло Кая: узкие тёмные пятна на груди образовывали нечто похожее на круг.
Когда Кай сдвинул ткань, обнажая грудь Нэнси, я охнула. На коже было выжжено солнце. Точно такое же, какое я видела уже дважды под распятыми фамильярами. Нэнси принёс в жертву тот же ведьмак.
– А вот и вторая часть нашего ритуала, – сказал Кай, но тут же сморщился и схватился за раненую руку. Ожог полыхнул красным, кожа начала стремительно чернеть. – Где она?
Я завертелась в поисках призрака. Свет фонарика хаотично метался по крипте. Она появилась из ниоткуда, нависла надо мной и истошно завопила, разевая чёрный провал, оставшийся на месте рта. Я вскрикнула, отшатнулась и, не устояв на ногах, упала. Кай мгновенно встал между нами, закрывая меня собой.
– Не трогай её, Нэнси. Сейчас мы отпустим тебя, потерпи ещё немного.
Призрак завопил снова, и Кай скорчился, хватаясь за руку. И я с ужасом увидела, как увеличивается ожог – почти всё предплечье стало чёрным.
– Кэтрин, – прохрипел Кай. – Заклинание.
Я дрожащими руками залезла в карманы в поисках карточки. Тут же уронила её на пол, подняла и снова чуть не выронила. Выругалась. Призрак продолжал вопить, мучая Кая.
– Шалфей! – гаркнул Кай, заметив, что я собралась читать заклинание просто так.
Чёрт! Я кинулась к рюкзаку, зарылась в него, разбрасывая вещи вокруг и то и дело роняя фонарик. Каким-то чудом я всё же нашла туго скрученный пучок шалфея и зажигалку. Зажигалка никак не желала слушаться, а вой призрака сводил с ума, но я радовалась, что не слышу за ним стонов Кая. Наконец искры превратились в пламя, и шалфей задымил.
Кай завыл, закрывая меня от призрака. Так, ладно, возьми себя в руки, Кэт. Я сдавленно выдохнула, села на колени, положила карточку с заклинанием на пол и осветила фонариком. В другой руке тлел шалфей. Я набрала воздуха в грудь, времени перечитать заклинание про себя не было, и я затараторила:
Ничего не произошло, и я повторила заклинание снова, стараясь сосредоточиться. Запихнуть страх подальше и вывести на первый план своё намерение, свой приказ, свою просьбу к Потоку.
В тот миг я впервые увидела пути Потока. Серебристо-голубоватое свечение тонкими ручейками окутало призрака, опутало коконом, растворяя в себе. Нэнси замерла, заозиралась по сторонам и, как мне показалось, тяжело и протяжно вздохнула. Свет поглотил её очертания, делая неотделимой частью серебристых ручейков, на несколько секунд в крипте стало светло. Зловещие тени расступились, уступая место вечности, и призрак исчез. Крипта вновь погрузилась во мрак. А потом Кай упал…
Я бросилась к нему, но он уже поднимался на ноги.
– Со мной всё в порядке, – прохрипел он. – Собери вещи, пожалуйста.
Я без лишних споров побросала всё, что успела вытряхнуть, в рюкзак и надела его на плечи. Запоздало заметила, что забыла подобрать небольшой блокнот, быстро сунула его в карман юбки и поспешила за Каем, который шатался, но упрямо шёл вперёд.
На обратном пути мы молчали. Кай всё ещё не позволял ему помочь и упрямо шёл сам. Меня немного потряхивало, и я злилась на себя за трусость. Наверное, если бы здесь не оказалось Кая, которому нужна была помощь, я бы забилась в угол и скулила.
Когда мы добрались до комнаты, Кай уже твёрже стоял на ногах, но всё ещё выглядел хреново. Мертвенно-бледный, с чёрными кругами вокруг глаз. Те уже приобрели привычный зелёный цвет, скрывая вампирскую суть. Рука была обугленно-чёрной до самого локтя, будто Кай держал её в костре. На неё я старалась не смотреть.
Кай тяжело опустился на кровать, а я полезла в рюкзак за аптечкой, хотя слабо представляла, что могло бы помочь в такой ситуации.
– О чём ты думал! – гаркнула я, пряча за злобой страх. – Ты чуть не лишился руки!
– Ничего страшного, это стандартная схема, – ответил он сквозь стиснутые зубы. Я даже боялась себе представить, какую боль он испытывал.
– Стандартная схема? Дать призраку себя убить? – Я распалялась всё сильнее, начала выкидывать из рюкзака вещи. Да где эта чёртова аптечка!
– Ведьму это действительно могло бы убить. Поэтому при работе с повреждёнными душами связь устанавливаю я. Это неприятно, но несмертельно. – Он лёг на спину и протяжно выдохнул. – И это гарантия, что призрак ни к кому другому не прикоснётся и не навредит.
Неприятно? Я взбесилась. Неприятно?! Да он с трудом сохранял сознание!
– Проклятый Надзор! Надо было сжечь его в ту самайновскую ночь! Да где эта грёбаная аптечка! – Я отшвырнула рюкзак в сторону.
– Всё в порядке, ghealach, через неделю станет получше.
– Получше? У тебя рука превратилась в уголь! – Я забралась к нему на кровать и заставила себя посмотреть на рану. Если то, что осталось от руки, можно было назвать раной.
– В призраке было много гнева, он всегда жжётся. Печаль, кстати, холодная. И одиночество тоже. Забавно, я никогда не встречал радостных призраков.
Она всё ещё тлела, будто древесный уголь. Я видела красные искорки, которые вспыхивали в темноте. Капли пота на лбу Кая блестели в лунном свете, дыхание было хриплым и тяжёлым, хотя он и пытался сдержать его и сделать вид, что всё хорошо. И в этот момент меня посетило внезапное осознание.
– Когда Руте было больно, маме тоже всегда было больно. Когда Руту пытали… Почему я не чувствую твою боль?
Кай открыл глаза, и наши взгляды встретились. Ответ прозвучал так просто, что у меня защемило сердце:
– Потому что я не хочу, чтобы тебе было больно.
Я разозлилась. Не знаю почему, но в груди сдавило, и захотелось рычать. Я схватила Кая за грудки и потянула на себя, заставляя сесть. Он помог мне и привалился к спинке кровати.
– Кэтрин, что…
– Так не пойдёт, – перебила я. – У тебя нет недели, чтобы отлёживаться. У нас нет недели. Мы нашли труп, в академии убийца, я не дам тебе расслабляться. – Я закатала рукав и протянула ему запястье: – Можешь выпить моей крови.
Кай посмотрел на меня неодобрительно.
– Кэтрин, это неприемлемо.
– Ты не хочешь? – Я не убрала руку.
Глаза Кая потемнели, в них снова сверкнуло золото, челюсти напряглись.
– Хочу, но это ничего не меняет. – Он отвернулся. – Ты не должна этого хотеть. Не должна вредить себе.
Я разозлилась ещё сильнее. Забралась к нему на колени, обхватила ладонями его лицо и заставила посмотреть на себя.
– Ты хочешь, я предлагаю. Принцип активного согласия, слышал о таком? Если двое отдают себе отчёт в том, что делают, значит, это приемлемо. Я отдаю себе полный отчёт в том, что собираюсь сделать, и согласна на это. А ты?
Кай медлил. Желание боролось со страхом. Боль – с ненавистью. Я – с правилами, которые ему годами навязывал Надзор. Всем. Каждому из нас. И я не знала, что или кто в итоге победит.
По телу прокатилась глубокая
