Никогда прежде - Марьяна Сурикова

Мне даже показалось, будто он улыбается. Я с подозрением открыла глаза. Однако если улыбка и была, то уже исчезла.

– Ясно. Раз ты не можешь поговорить с ним, я буду разговаривать и убеждать. И пойду с вами в горы!

– С нами? – Теперь он точно усмехнулся и тоже открыл глаза, правда, своей расслабленной позы не изменил ничуточки. – Повсюду за любимым братом? Что-то подобное я и предполагал. Очарование сродни любви, не находишь?

– Нет, не сродни. Любовь глубже!

– Она рождает стремление быть рядом и, точно прочная нить, привязывает к человеку, а самого связывает по рукам и ногам, заставляет прощать, не позволяет отступиться?

– Это уже одержимость какая-то. Настоящая любовь позволяет отпустить.

– Почему же ты не отпускаешь своего брата, а пытаешься связать?

– Я боюсь за него.

– Страх, – он вздохнул, – бояться бессмысленно, Сабе. Настолько же бессмысленно, как борьба с собой. Со сводящим с ума, изматывающим до оголенных нервов желанием обладать. По сути, лишь слова красивы, но действия говорят за себя. Произносите – отпусти, кого любишь, но не поступаете так сами. Ни с теми, кого любите, ни с теми, кто любит вас. Дразните и смеетесь, забавляясь чужими чувствами. Людям не свойственна искренность, им не свойственно понимание…

– Неправда!

– Неправда? – Он привстал на локтях, и снова возникло это ненавистное чувство, когда пространство сжимается, и сам воздух, безобидный воздух, которым дышишь, начинает сгущаться, а потом тебя швыряет куда-то против воли, и вот уже оказывается, что ты над ним, лицом к лицу. Всей тяжестью рухнув сверху, в панике хватаешься руками за скользкие камни, чтобы не нырнуть с головой и не наглотаться воды вместе с ненормальным индигийцем. А у него инстинкт самосохранения отбит напрочь, ведь вместо того, чтобы упереться ладонями и помочь, он заключает в тиски этих рук твое лицо и смотрит. Пристально, коротко, и произносит:

– Так что же ты делаешь, Сабе, как не издеваешься надо мной?

И, невзирая на ярость, звучащую в голосе, он приникает к моим губам, но в этом поцелуе нет злости… И мы все же ныряем на дно.

Вода накрыла с головой, и я уперлась ладонями в грудь индигийца, оттолкнулась и вынырнула на поверхность.

Сумасшедший! Утопила бы!

Сквозь толщу воды я поймала взгляд его темных и одновременно прозрачных, мерцающих, словно светящаяся вода, глаз. И он даже вырваться не пытался, так и лежал неподвижно под моими руками. Пока я не переместила ладони с его груди на плечи и не потянула вверх, заставляя сесть в источнике.

– Ты умеешь дышать под водой, Ян?

В ответ он мотнул мокрой головой и закашлялся от попавшей в рот воды.

– Ненормальный!

У меня даже голос сорвался от крика. А небо над головами уже светлело, и солнце пробиралось по небосводу, пуская лучики сперва по земле, а затем и по листикам растений и деревьев.

– Эрик будет ждать, – просипела я, оттолкнулась от каменной стенки и сдвинулась с Раяна, отплыв к другому краю водоема. Посол же ничего не ответил. Но поднялся во весь рост и повернулся к бортику, а затем вышел по каменным ступенькам, и солнце очертило контур его фигуры на темнеющем фоне деревьев. Обрисовало тонкой золотой кистью каждый завиток волос, каждую мышцу, изгиб щеки, шеи и плеча, сбежало вниз по бедру, очертило щиколотки и коснулось земли. И солнце, и луна, и вода словно светились ярче, касаясь его, и всегда обнимали ласково, избегая острых углов, неказистых и негармоничных контуров.

Нежно собрав сверкающие капли с мужского тела, светило высушило его бережным теплом, мне же пришлось зажмуриться от яркости ударивших в лицо лучей и сморгнуть набежавшие слезы. Я не стала добираться до ступенек, а выбралась из водоема, подтянувшись на руках, и ушла в дом одеваться.

У меня практически закончился весь запас энергии, дарованной светящимся источником, но я до последнего крепилась, пока с губ не сорвалось: «А давайте присядем».

До этого мы шагали без передышки полдня, не меньше. Оказалось, я за долгое время учебы успела немного соскучиться по походам. И практически на всем пути, когда мы уже миновали знакомые мне подъемы и продвинулись дальше, я шла открыв рот и восхищаясь красотой вокруг: нависающими скалами, по которым взбирались к вершинам упорные деревца, расцветающими в расщелинах цветами, россыпью золотых листьев, уже начавших менять свой наряд на осенний. Это было настолько замечательно, что хотелось все запечатлеть в памяти, однако после нескольких спотыканий и одного болезненного удара коленом о камень восторга пускай и не поубавилось, но я стала больше смотреть под ноги, чем по сторонам.

Индигиец шагал впереди, и, клянусь, ему приходилось проще всех. Конечно, это похоже на выдумку, но все вокруг так и норовило ему помочь: поставит ногу, и этот камень непременно окажется удобной ступенькой и, конечно же, не будет качаться или выскальзывать из-под ноги, подобно камням, на которые наступала я; протянет руку, и тут же подвернется веточка, кустик или корешок, который поможет пройти выше и точно не обломится, подобно веточке, за которую попытаюсь ухватиться я. А уж если пробирались сквозь кусты, то те явно норовили расступиться. Зато когда я, окончательно устав раздвигать непослушные ветки и продираться сквозь траву, вытащила захваченный на такой случай мачете (в груде ненужных вещей, отправившихся после сортировки на чердак, нашелся и он), то индигиец так резко крикнул «нет», что я вздрогнула.

– Не руби растения, – проговорил мужчина, а затем решительно направился в обратную сторону. Эрик, который все время шел вторым, посторонился, пропуская. Индигиец протянул руку со словами: «Берись и следуй за мной». Не скажу, что идея мне понравилась, но под выжидающим и полным любопытства взглядом брата я все-таки взялась за ладонь посла, и он повел меня следом, словно маленькую девочку, ну, или мальчика, если учесть воздействие медальона. Однако за это время ни одна веточка по лицу не ударила и ничто не оцарапала, а трава перестала хлестать ноги и оставлять на штанинах колючки. Эрик, который теперь шел позади, вскоре взмолился: «И меня за руку возьми». В итоге мы пошли друг за дружкой втроем, сцепившись ладонями. А когда кусты закончились, мы вышли к горному ущелью, где текла река, и вот здесь я попросила о привале. Солнце перевалило за полдень, было жарко, и пот ручьями стекал по спине.

– Хорошо, – посол, ставший негласным предводителем крохотного отряда, дал свое разрешение.

Вниз по камням я спускалась с гораздо большим энтузиазмом, чем до этого