Королева восстанет - Мари Нихофф
– И чего же ты хочешь вместо этого?
Он глубоко вздохнул. Его пальцы дотронулись до тыльной стороны моей руки, и я вздрогнула. Теплое прикосновение. Утешающее. Но вместе с ним у меня в животе вспорхнула тысяча бабочек, которые уже давно должны были умереть.
Бенедикт опустил руку. Он не пытался прикоснуться ко мне снова, но удерживал мой взгляд, и это ощущалось почти так же интимно. В кои-то веки в его выражении лица не видно ни ненависти, ни отвращения. Он смотрел на меня, потому что хотел на меня смотреть, и одного этого взгляда хватило, чтобы снова взволновать мое наивное сердце.
– Я хочу тебя обнять, – спокойно ответил он.
Теперь уже я не могла придумать, что сказать в ответ. Его слова прозвучали искренне, но нельзя придавать им слишком большую глубину. Они не означали, что он хочет снова полюбить меня. Точно так же, как не означал этого наш секс. То и другое просто говорило о том, что мы пересекли очередную черту.
– Я не могу, – еле удалось произнести мне.
Бенедикт глубоко вздохнул:
– Почему?
У меня болезненно сжалось сердце.
– Потому что я хочу большего.
Он сглотнул:
– Это все, что я могу предложить. – Голос у него охрип, а его слова хоть и не удивили меня, но неприятно ужалили.
– Я знаю, – прошептала я.
Бенедикт запустил руку во все еще влажные волосы. На лице внезапно отразилось страдание, и мне сразу стало его жаль. Несмотря на то что именно он препятствовал существованию нас… делал он это не со зла. Он поступал так потому, что не мог иначе. И возможно, как и я, хотел, чтобы все было по-другому. Не исключено, что мы оба столкнулись с одной и той же болью, просто с разных сторон.
– Прости меня, – чуть слышно пробормотал Бенедикт, и на этот раз, несмотря ни на что, именно я потянулась к его руке. Теплые пальцы сомкнулись вокруг моих, и глаза снова обожгли слезы.
– Это ты меня прости, – откликнулась я. – За все…
Он лишь качнул головой и вытянул руку в мою сторону. Я не знала, приглашение это или просьба. Но не хотела даже думать об этом. Прежде чем успел вмешаться рассудок, я уже прильнула к груди Бенедикта, а он одной рукой погладил меня по спине. Сначала осторожно, как будто почти случайно. Затем медленно, но решительно обхватил меня обеими руками. Прижал к себе. Крепко обнял.
Я сильнее прижалась к нему, судорожно вдохнула и уткнулась лицом ему в плечо.
Бенедикт теплый. Меня окутал его знакомый запах. Его сердцебиение вторило моему собственному. Все в нем исцеляло и одновременно причиняло боль.
– Мы не подходим друг другу, – пробормотал он срывающимся голосом.
Я крепче обвила его руками, прижимаясь к нему из страха, что он снова меня отпустит.
– Уже нет, нет, – выговорила я. Сердце разрывалось на части, однако это правда. Какой бы ненавистной и жестокой она ни была. – Иногда я жалею, что ты не заметил мои шипы раньше, пока не стало слишком поздно. Пока я не успела причинить столько вреда…
Губы Бенедикта коснулись моего лба. Поцеловав меня в макушку, он обнял меня так же крепко, как я его.
Мгновение словно стало стеклянным. Я едва осмеливалась дышать. Одно неверное движение – и он мог разбиться. Ничего, кроме осколков; то, что было между нами, уничтожено навсегда. Возможно, этот момент с Беном – последний в своем роде. Мимолетная пауза, короткий вздох облегчения перед тем, как мы расстанемся – на этот раз навсегда. Но даже все понимая, я отказывалась это признавать. А мое сердце, похоже, вообще не в состоянии это осознать.
– Пожалуйста, не надо меня больше ненавидеть, – выдохнула я, сморгнув слезы. Одна из них сорвалась и впиталась в рубашку Бенедикта.
Он положил щеку на мою голову. Я почувствовала, как его щетина нежно царапнула мою кожу.
– Вряд ли я когда-нибудь это делал, – тихо отозвался он.
У меня зародилась надежда. Правда, она тут же угасла, стоило мне поднять глаза и встретиться взглядом с Бенедиктом. Он так и остался до боли отстраненным.
– К сожалению, это ничего не меняет, – спокойно сказал Бен. В голосе прозвучала хрипотца.
Я сглотнула:
– Потому что ты не можешь меня простить.
Он покачал головой:
– Потому что я не имею права прощать тебя, Флоренс. Ты заставила меня и эту страну пройти через ад. И несмотря ни на что, я все еще настолько потерян в своих чувствах к тебе, что часть меня готова вытерпеть все это снова, лишь бы вернуть тебя. Но так нельзя. Не тогда, когда на кону королевство. Существование. Жизни. Люди заслуживают на этом престоле кого-то большего, чем влюбленный дурак.
Впервые со дня летнего солнцестояния Бенедикт заговорил со мной таким образом. Спокойно. Мягко. Уравновешенно. И это, как ни странно, лишило меня возможности что-либо возразить.
Я не могла ничего сказать. Не могла привести никаких контраргументов. Никаких оправданий. Все, что я способна произнести в ответ, – это обыкновенное «Ты прав».
Так что я продолжала молчать. Потому что при всем желании не сумела бы заставить себя произнести эту фразу.
– А знаешь, что самое страшное? – тихо спросил Бенедикт, зарываясь рукой в мои волосы. – Мне кажется, я с самого начала видел твои шипы. И просто не хотел это признавать. Думал, что все остальное в тебе стоит того, чтобы однажды о них порезаться.
У меня сжалось горло.
– И как – оно того стоило? – решила узнать я, едва дыша, хотя и знала ответ. Моя ложь разрушила не только нашу любовь. Она поставила под угрозу целую страну.
– Я не уверен, – тем не менее признал Бенедикт, сделав глубокий вдох. – Потому что эта остальная часть тебя теперь потеряна, и все, что мне осталось, – это кровоточащие раны.
– Я не потеряна, Бенедикт, – шепотом заверила его я, а по лицу между тем заструились новые слезы. – Я прямо здесь. С тобой.
– Я просто больше не знаю, кто ты на самом деле, – ответил он и заправил прядь волос мне за ухо. Потом положил ладонь на мою щеку и нежно погладил большим пальцем. – И как бы ни звучал ответ на этот вопрос… той Флоренс, которой ты была в моих глазах, больше не существует.
После этого я больше не могла сдерживать слезы. Они беспрепятственно потекли по лицу, из горла вырвался всхлип. Бенедикт гладил меня по вискам и волосам, а я с такой силой цеплялась за ткань его рубашки,
