Академия чаросвет. Отражение - Ольга Ярошинская
Первый вцепился зубами в державшую его руку и рванул человеческую плоть.
Кровь была красной, горячей, соленой. Подсечка — и вот уже тень с грохотом валится на пол, но успевает откатиться в сторону, когда в доски впивается нож.
— Мэди, берегись! — Рут, дурная баба, так и не поняла, что его противник ростом с молодого лося и кулаки у него как копыта.
Пальто на вешалке покачнулось, и Первый кинулся туда. Схватил тень поперек ребер, толкнул, сжал пальцами горло… Успел ощутить, как дернулось плечо для замаха и перехватил руку. Ударил ее о стену и из разжавшихся пальцев выпал нож — с поцарапанной белой рукояткой.
Еще не хватало, чтобы его, Первого, прирезали кухонным ножом как какую-то курицу.
Кулак впился в ребра, но Первый лишь сжал пальцы сильнее, чувствуя, как в ладонь давит кадык. Следующий удар был уже слабее. Жаль, он не увидит, как гаснут глаза этого чара. Как свет уходит из него навсегда.
— Мэди! — отчаянно кричала Рут. — Мэдерли! Убери руки, дурак, он убивает мою девочку! Мэди!
Дверь снова распахнулась, впуская холодный ветер, и Первого словно снесло сквозняком. Он растянулся на полу, и пальцы, только что сжимающие чужую шею, обхватили рукоятку кинжала. Первый взвился на ноги и бросился на того, кто встал у него на пути.
Это произошло так быстро.
Как будто нить его судьбы в один миг перерезали острыми портновскими ножницами.
Взмах, удар — и его сердце дернулось и остановилось.
Липкий холод быстро пополз по ногам вверх. Он так не любил холод.
— Ты? — выдохнул он.
— Мэди — наша надежда, — сурово сказал Шрам, выдернув нож из его груди, и кровь потекла с широкого лезвия на пол, собираясь в глянцевую кляксу. — Она осветит ночь. Не ты.
— Я — Первый, — пробормотал он через силу.
— Тебя зовут Томас, — произнес Шрам имя, которое давно стерлось из памяти.
Холод окутал его целиком, как будто Первый упал в рыхлый снег, и тот поглощал его быстро и жадно, укрывал плотным вязким покрывалом как пожухлую траву.
Он уже не увидел, как Рут метнулась к невидимке, как сиплый поднял кухонный нож и, рачительно обтерев лезвие рукавом, вернул на стол, как Шрам наощупь нашарил плечи тени, помогая встать, и удивленно спросил:
— А ты еще кто такой?!
Глава 16. Перекресток
Веник взял след почти сразу же: покрутился у брошенного чаромобиля и уверенно потрусил по разбитой дороге, опустив коровью морду к серому снегу и шлепая копытцами, за которыми оставались широкие следы когтистых лап.
— Идея с иллюзией не так уж плоха, — нехотя признала Элма, шагая за мной.
Жители Сумерек останавливались и провожали теленка удивленными взглядами, но никто не кричал от ужаса и не прятался по домам. А Веник и вовсе чувствовал себя прекрасно: вилял хвостом, вскидывал морду, жадно втягивая новые запахи. Дворовые псы истошно лаяли, забившись в будки, но Веник гордо шествовал мимо, не удостаивая их вниманием. Кошек мы вовсе не встретили ни одной, хотя путь Фалько был извилист: сперва вниз к реке до самого пепелища, оставшегося от прежней таверны, затем вновь на главную улицу. Мы вдоволь поплутали по переулкам, а потом Веник привел нас к крыльцу дома, где теперь жила Рут.
Монтега догнал нас там. Он замедлил шаг, засунув руки в карманы светлого замшевого пиджака, тряхнул головой, небрежно отбрасывая с высокого лба золотистые локоны. В Сумерках он выглядел еще чужероднее, чем корова в наморднике.
— Что ты тут забыл? — поинтересовался Себастиан.
— Не хотел пропустить веселье, — улыбнулся Монтега, тронув языком новый зуб. — А оно наверняка будет. У меня нюх на такие вещи. Взять хоть теленка… Мэди, ты что, выбираешь символ для седьмого дома? Вообще я одобряю. Свежо. Птица — что? Летит себе сверху да гадит. То ли дело корова — полезный в хозяйстве зверь…
— Возвращайся в академию, Кейден, — попросила я, перебив его болтовню.
— Я-то, может, и вернусь, — кивнул он, в миг став серьезным. — А вот тебе бы не советовал. Красные Псы направили отряд к территории академии чаросвет. Тебя попробуют перехватить. Лучше пережди здесь, Мэди. Либо же воспользуйся гостеприимством дома Монтега.
— Чтобы оттуда меня выдали Псам за щедрую плату? — хмыкнула я.
Кей не стал спорить. Пожал плечами и вновь взглянул на теленка, который упал на спину и, с наслаждением вывалявшись в снегу, сунул морду под крыльцо, шумно дыша. Из-под ступенек донесся отчаянный писк и оборвался. Кажется, мыши в обмороке.
В дом первым вошел Крон и вытянул руку, задержав нас у порога. Встав на цыпочки, я заглянула через его плечо и застыла, глядя на тело, лежащее на полу. На застиранной простыне в мелкий синий горошек расплывалось красное пятно.
— Фалько? — выдохнула Элма и, оттолкнув Крона, бросилась к телу и упала перед ним на колени.
Осторожно, будто боясь разбудить, она приподняла край простыни, нахмурилась, разглядывая лицо, и укрыла его опять, но уже без всякого почтения.
— Это не Фалько, — сказала она и, поднявшись, отряхнула колени.
Я знала, что это не он — заметила истоптанные ботинки. А после успела увидеть знакомые черты — они стали мягче, оплыли, как будто после смерти из Первого выдернули стержень. Значит, он мертв. Фалько сделал то, что хотел.
Горло сдавило, но я горевала не по Первому, а по моему беззаботному рыжему другу. Фелиция говорила, он не будет таким, как прежде.
— Мэди! — тетя появилась из кухни с миской горячих бубочек и сперва поставила ее на стол, а уже потом подошла ко мне и стиснула в объятиях. Тело на полу она демонстративно не замечала, а на ее шее тянулась свежая царапина — прямо как была у меня.
Миска тем временем будто сама собой подъехала к краю стола, и бубочка накололась на вилку, нырнула в чесночный соус, а после взлетела и исчезла.
— Вкуснятина, — промычал голос Фалько.
— Мы не знали, кто это, — проворчал Шрам. — Думали, может, твой жених. Так что бить не стали. А он, не будь дураком, молчит. Только жрет как не в себя.
Шрам и еще один мужик, которого я прежде не видела, сидели на лавке, а бубочки улетали в пространство
