Юлия Набокова - Скандал в вампирском семействе
И — что я оправдываюсь! — я хотела этого поцелуя не меньше, чем он сам. В легких, лишенных кислорода, разгорался пожар. Казалось, если я сейчас выдохну ртом, то с губ сорвутся язычки пламени, как у сказочного дракона. Драконов не бывает. А вампиры не целуются с людьми. Большей глупости нельзя и придумать. Это все равно что облизывать любимое мороженое, запрещая себе откусить кусок побольше. Соблазн настолько велик, что сдержаться практически невозможно. Я-то этот поцелуй переживу, а вот переживет ли его Алекс, теперь зависит только от моей выдержки.
Губы Алекса накрыли мои, и пожар в моих легких взметнулся до горла, расцвел на губах огненным цветком. А потом мне сразу стало легко дышать — дыханием Алекса, которым он щедро поил меня. Теплое, живое дыхание глотками вливалось в мое тело, щедро делясь с ним жизнью, которую тело давно уже забыло, и словно стремясь возродить то, что уже давно умерло. В груди стало тепло, и я вдруг почувствовала, как, проснувшись от долгого сна, завибрировало сердце… Но нет, показалось. За стук своего сердца я приняла сердцебиение Алекса.
Это и в самом деле был первый поцелуй. Первый за сотню лет. Мужчины у меня не было уже столько времени, что и признаться стыдно. Родители за стеной каждое утро терзают супружеское ложе, а я уже забыла, каково это — чувствовать, как тебя обнимают мужские руки. Не то чтобы желающих не находилось, вот только старомодное воспитание давало о себе знать. Меня не интересовал одноразовый секс, я хотела любви…
Я уже забыла, как это бывает, когда нежность плавится на губах тягучей карамелью, когда дыхание становится одним на двоих, когда внутри разгорается пожар, а руки слепо скользят по телу, натыкаясь на одежду и мечтая сорвать ее, чтобы поцелуи пролились дальше — на шею, на плечи, на живот…
Алекс целовал меня страстно, горячо, умело. И уже не было вековой разницы между нами, мы как будто поменялись местами. Теперь я, растерявшая все былые навыки, неумело прижималась к его губам, как неискушенная гимназистка. А он был опытнее меня лет на двести, целуя меня с мастерством Казановы и неотвратимо заражая любовной лихорадкой.
Через одежду я ощущала бешеный стук сердца Алекса там, где уже сто лет в полную силу не билось мое собственное сердце, и с подступающей паникой подумала: «Вот-вот, сейчас он поймет, почувствует, что целует живой труп, осознает, что мое тело не подает признаков жизни». От этого испуга я порывисто всхлипнула, наконец-то вдохнув воздух носом, и у меня помутилось в глазах от запаха крови Алекса. Вулканической, лавой она бурлила в его венах, взывая к моей жажде. Губы Алекса по-прежнему целовали мои, но теперь обжигали адовым пеклом. Я кожей чувствовала каждую крошечную его венку, в которой пульсировала кровь, и мечтала прокусить ее и осушить досуха. Алекс, не чувствуя во мне опасной перемены, прижался еще теснее, приближая свою погибель. Если найду в себе силы обуздать жажду и оттолкну его — как пить дать шею ему сломаю. А если я продолжу соприкасаться с ним губами, то уже не смогу противиться своей природе.
Телефонная трель прозвучала спасительным сигналом. Алекс с неохотой отстранился, хрипло спросил, глядя на меня затуманенными глазами с расширившимися зрачками:
— Хочешь, сделаем вид, что его не слышим? — И вновь подался ко мне.
Я замотала головой так, что чуть не свернула ему челюсть.
— Уй! — Он схватился за подбородок, а я поспешно выскользнула из разомкнутых объятий, взялась за сумочку и негнущимися пальцами нащупала мобильный. Открыть слайдер я смогла не с первой попытки и чуть не заплакала от облегчения, когда услышала такой родной голос Манюни.
— Лизонька, я что, не вовремя? — деликатно поинтересовалась подруга.
— Маня, ну что ты! — в смятении воскликнула я.
Милая моя, ты даже себе не представляешь, как ты вовремя! Еще минута — и на этом бульваре стало бы одним трупом больше. Алекс, не подозревая, какой опасности только что избежал, с неудовольствием косился на меня. Зацелованные губы полыхали на его лице маковым цветом, магнитом притягивая мой взгляд.
— А чего так долго трубку не брала? Кровь, поди, пила?
Я плотнее прижала трубку к уху, повернулась к Алексу спиной и зашипела:
— Маня, хорош прикалываться! Что ты такое говоришь?
Не хватало еще, чтобы Алекс услышал наш разговор!
— А, значит, только собираешься, — хмыкнула Манюня. — Ну ладно, извини, что помешала. Я тебе тогда попозже перезвоню. Приятного аппетита!
— Мань, ты чего хотела-то? — требовательно спросила я.
— Да так, ничего, — уклонилась от ответа подруга.
— Маня!!!
В последний раз, когда Манюня говорила «ничего», она сидела на автобусной остановке со сломанной ногой.
— Мань, ты опять себе что-то сломала? — с нажимом уточнила я.
— Почему сразу «сломала»? — обиделась она.
Вслед за этим в трубке раздался какой-то треск, грохот, шум воды и трехэтажный мат какого-то пьяного грузчика.
— Маня, — насторожилась я, — кто там у тебя?
— Да так, никто, — засмущалась подруга.
— Маня, — выпалила я, — ты завела любовника, который сломал твою кровать, а теперь моется в ванной? И тут же испуганно вжала шею и обернулась на Алекса. Все, мой имидж невинной овечки окончательно подпорчен. А он вон стоит, улыбается, не скрывает своего интереса к разговору.
— Маня, — не выдержала я, — да кто там у тебя?
В трубке послышался скорбный вздох, и подруга с неохотой призналась:
— Пожарные.
Мне сделалось дурно. В последний раз, когда пожарные приезжали в дом Манюни, та умудрилась поджечь мусоропровод. Представьте себе: поздний вечер, в доме отключили свет, Манюня осталась без любимого сериала и при свете свечи решила навести порядок в квартире. Первым делом она надумала вынести мусор. Взяла в одну руку ведро, в другую — свечку и направилась на лестничную клетку. (Хорошо еще, не встретила никого из соседей, а то бы точно довела бедняг до кондратия!) Не знаю уж, как так получилось, только факт есть факт: вместе с содержимым ведра Манюня бросила (как она уверяет, случайно) в мусоропровод и свечку. Погоревав о свечке, впотьмах доковыляла до квартиры. Вскоре дали свет. На радостях Манюня включила телевизор и так увлеклась просмотром, что очнулась, уже когда за окном раздался вой пожарной сирены. Из-за подожженного мусора по всему подъезду шел дым, так что бдительные соседи вызвали бригаду пожарных. На всякий случай жильцы покинули квартиры и собрались во дворе. Там-то я и обнаружила Манюню, явившись по ее звонку на место ЧП. Пожарные еще долго костерили недотепу, бросившего в мусоропровод зажженную сигарету, а жены ругали своих курящих мужей, подозревая в причастности к происшествию. И только мне Манюня робко призналась, что это была свеча. Учитывая, что масштаб Манюниных катастроф в последнее время имел тенденцию расти в геометрической прогрессии, услышав сейчас про пожарных, я не на шутку перепугалась.
