Подъем, спящая красавица! (СИ) - Анастасия Разумовская
Какая-то кукла лежала на полу. Я взяла её на руки. Небольшая статуэтка в локоть высотой. Из розового мрамора. Всмотрелась в лицо. Игрейна? Наивная мордашка, жизнерадостная улыбка и глаза с этим вот дебильным детским восторгом. Я сглотнула. Положила то, что осталось от сестры моего бывшего жениха… бывшей сестры… в корзинку и встала.
— Вы всё ещё хотите оставаться пленником? — спросила зло. — Ваш выбор. Пока вы тут играете обиженного на весь мир мальчишку, Эрталией правит ваша прелестная жёнушка. И, знаете, что? Нахрен вашей стране такой королишко? Тот, кто дуется и не способен ни на что, кроме пошлых шуточек. Здесь, в пятидесяти шагах от вас, заживо гнило человек сто ваших подданных. Но вы их не спасли. Их спасла — я. Я вывела их из темницы, я… А вы… оставайтесь в безопасности. Я больше вас не потревожу.
Развернулась и пошла прочь.
— Стой! — крикнул Анри. — Я согласен. И жениться на тебе, и… Хочу убить эту тварь. Выпусти только меня отсюда и, клянусь, я расправлюсь с этой бешенной собакой.
Я закрыла глаза, пробормотала ругательство, не разжимая губ, обернулась:
— Мой король, мы готовы встать под ваши знамёна.
— Илиана прячет ключ от моей темницы в корсаже…
— Я знаю.
— Откуда?
А действительно — откуда? Я пожала плечами и туманно пояснила:
— Разведка не дремлет.
— И много вас, моих верных сторонников?
Я, рыжая бестия, лягух и прелестная накаминная статуэтка.
— Вся страна жаждет вырваться из-под ига чёрной ведьмы, Ваше величество. Все ваши подданные встанут под ваши знамёна.
— И какой у нас план?
— Сегодня вечером будет бал. Этой ночью, государь, вы снова станете свободны. А пока я покину вас.
Ну не говорить же узнику, потерявшему надежду, что плана нет. Я не настолько жестока.
Румпель, Румпель, почему ты любишь эту тварь?
— Стойте, сударыня.
Я вздрогнула. Солнце золотило листья. Воздух тянул прохладой. А перед моим носом две алебарды скрестили древки. Стража? Уже? Быстро она… Ко мне шагнули гвардейцы в кирасах.
— Именем королевы, вы арестованы.
Глава 18
Нюансы магии фей
Я почувствовала, как искорки магии защекотали пальцы. Шарахнуть по гвардейцам? Интересно, смогу ли я превратить их в лягушек? Например. Чтобы Арману не было так скучно одному. Но применить волшебство — значит раскрыться. Думаю, Илиана, как ведьма более сильная, сможет разрушить моё колдовство, чтобы расспросить стражников. Сейчас она злится на Румпеля и, похоже, искренне считает, что темницу разрушил её «сентиментальный» любовник. Вот пусть так и думает подольше.
— Я не понимать, — пролепетала я, мило захлопав ресничками. — Я не знать, что сюда нельзя ходить. А нельзя, да? Я заблудиться и хотеть только спросить, как пройти в королевский замок…
— Вот в тот? — кивнул гвардеец на стену, распахнувшую окна шагах в ста от нас за изрядно облетевшими, а потому прозрачными деревьями.
— Да-да, спасибо большое…
— Стоять. Простите, сударыня, мы — люди подневольные. Её величество скажет отпустить, тогда отпустим. А пока…
Я задумалась. Усыпить? Стереть память? Буквально пару минуточек памяти, разве им повредит? Но как это делается?
— Ивейн, что тут происходит?
Чуть не подпрыгнув, я обернулась. По аллее клёнов к нам шёл Румпель. Один, слава Пречистой.
— Господин лейтенант, тут дама. Когда мы встали на караул, она вышла из башни и…
— Я заблудилась, — охотно подхватила я. — И не знала, что тут запрещается…
Румпель поднял бровь. Чёрт. Знала. Он же четверть часа назад сообщил мне, что тут быть нельзя. Да ещё и собственноручно вывел за пределы…
— Ох, только не говорите мне, что я снова попала сюда же! — жалобно запищала я. — Ах, моя рассеянность…
— Ивейн, Жак, я сам её допрошу. Благодарю за бдительность. Пройдёмте, сударыня.
И мы вернулись в башню. Поднялись в библиотеку. Мне сразу стало как-то не по себе. Вот здесь он меня поцеловал, а к этому шкафу прижал, а тут… Я сглотнула, опустилась за стол, закрыла лицо ладонями и расплакалась. Понарошку, конечно.
— И что теперь со мной бу-у-удет?
— Кто ваш отец?
— Причём тут мой папенька? — всхлипнула я. — Его тут не было, клянусь…
— Если ваш отец — рыцарь, то вам отсекут голову, как даме из благородного сословия. Если нет, то повесят.
Я уставилась на него, забыв, что в глазах не стоят слёзы, а ведь я как бы рыдала только что.
— Что?
— Повесят. Так кто ваш отец?
Он прошёл к окну, прислонился к подоконнику и невозмутимо посмотрел на меня.
— А других вариантов нет? — улыбнулась я и затрепетала ресничками.
В целом, я согласна расплатиться за свободу честью. Это будет ужасно, но я переживу.
— Отчего ж, есть.
Я чуть облокотилась о стол, нагнулась так, чтобы скрытая корсетом грудь чуть показала свою прелесть.
— Например, колесование или четвертование. Но, я надеюсь, Её величество будет милосердна.
— Вы такие ужасы говорите!
— Не только говорю. Так что вернёмся к первому вопросу. Их будет несколько, и мне бы не хотелось подолгу останавливаться на каждом. Кто ваш отец?
— Ах, вы его не знаете. Он всего лишь… мельник. Наши с Арманом отцы были знакомы друг с другом очень давно, старые друзья и… и компаньоны, ну и… Арман, конечно, потом стал маркизом, однако его отец много лет назад дал слово моему отцу и…
Румпель вдруг подошёл и сел напротив. Я замерла.
— Да? — уточнил он вкрадчиво.
Я отодвинулась:
— Да. Вы же понимаете: слово, данное отцом…
И снова споткнулась, когда лейтенант взял мои руки в свои. Что он делает? И глаза — сверкающие угольки — совсем рядом. И эти жёсткие губы…
— Очень интересно.
— Да нет, что вы! Совершенно скучная, банальная история… Вы не могли бы отпустить мои руки?
— Не мог бы. Продолжайте.
— Ч-что продолжать?
Я поёжилась. И вдруг подумала: он сейчас перегнётся через стол и непременно меня поцелует. И что тогда делать? Ударить? Возмутиться? Ох. Надо бы, конечно, но… Как бы сделать так, чтобы при этом одним поцелуем дело не закончилось? Нет, пощёчина может оскорбить. А вот если, например, расплакаться, то мужчина же начнёт меня утешать, верно? Обычно ведь так всё и происходит… И всё завершается потом новыми поцелуями и…
— Лгать, — милостиво ответил Румпель. — Люблю, когда мне лгут. Особенно под пытками. Люди — такие фантазёры порой.
Я попыталась выдернуть руки, но мужчина мои пальцы сжал сильнее.
— Пустите! — зашипела
