Женаты по договору - Деметра Фрост
— А ты не разоришься на своих шпионах, Дэрташ, а?
— Заглохни. Идем дальше…
К тому времени, как горничная приносит кофе, Аттавио успевает проработать половину папок. Поэтому к своей чашке не прикасается, когда как его компаньон с удовольствием берет свою. Правда, горничную игнорирует и продолжает недовольно хмурится. И бьет обжигающе горячий напиток громко и раздраженно, категорически отказываясь мириться с происходящим произволом, но при этом прекрасно понимая — против графа ему не пойти.
И в то же время чувствуя — несмотря на весь свой привычный профессионализм и дотошность, что-то иное гложет Аттавио. Вот и зверствует, подвергает миллионные контракты сомнениям и вот уже десятой, наверное, переработке.
Поэтому, когда тот все-таки заканчивает и отодвигает документы в сторону, чтобы взять свой кофе, спрашивает:
— А как поживает госпожа графиня?
И именно в этот момент все встает для Антуана на свои места. Потому что Аттавио, чересчур сильно сжав пальцами чашечку, вдруг ломает хрупкий фарфор, и кофе течет по ним на стол, минуя, слава творцу, документы.
Но граф даже не дергается. И не материться. Только смотрит прямо перед собой и зубы сжимает — аж до скрипа.
Из чего следует — что-то с маленькой графиней и правда не так. Может, поссорились? Или что-то похуже? Заболела?
Или… хо-хо-хо… Не приведи господи, измена?
Тогда да, Антуан может его понять.
Сам-то Аттавио после возвращения супруги резко оборвал все возможные связи. Да Ломели все видел собственными глазами — слишком тот собственнически держал женушку подле себя. И глазами жрал, думая, видимо, что никто не видит.
— Я могу чем-нибудь помочь? — серьезно спрашивает товарища Антуан.
Аттавио бесшумно переводит дыхания, но на компаньона не смотрит.
— Сам разберусь, — отвечает раздраженно, — Но спасибо за предложение.
Понимая, что бесполезно и пытаться разговорить графа, Антуан все же не хочет уходить просто так. Все-таки он считает того своим другом. Столько прожито-пережито вместе… Слишком много всего они видели и делали, что бы вот так просто оставлять человека наедине с терзающими его мыслями.
Так и просидели они часа два, выпив не одну чашку кофе и обсудив пару насущных дел. Конечно, это не особенно помогло Аттавио, зато дало ему время собраться с мыслями и сосредоточится. Что тот, несомненно, оценил, потому что, проводив товарища, негромко и скупо произносит:
— Спасибо… Встретимся завтра на бирже. Как обычно.
— Конечно. И… удачи, что ли, граф. Пожалуйста, не будь слишком строг. Мираэль, она… молоденькая совсем.
— Ломели!
— Все-все, я понял. Ушел! До завтра!
Аттавио дожидается, когда компаньон уйдет, а дворецкий закроет за ним дверь. И только после этого позволяет себе устало прикрыть глаза и потереть переносицу. Одному творцу известно, каких усилий ему стоило не только сконцентрироваться на работе, но и не потерять перед партнером лицо. На деле же он продолжал упрямо думать только об одном — о той самой «совсем еще молоденькой» графине, которая сейчас спала в своей спальне после всего того, что он позволил себе с ней…
Нет, на стыд он, конечно, размениваться не будет. Не до того.
Но вопрос надо решать.
Причем срочно. Он просто не может позволить, чтобы Мираэль его возненавидела.
Слишком уж он прикипел к этой девочке, пусть и за такой короткий срок. И теперь чувствует за нее ответственность. И она должна почувствовать то же, чтобы снова начать доверять.
Глава 22. Доверие
Мире что-то снится. Что-то невнятное… И тягучее… Из-за этого она не может проснуться, как бы не старалась.
Страдает. Мучается.
Но вырваться из липкого бреда не может.
Аттавио слышит ее судорожные всхлипы сразу, как только возвращается в спальню своей жены. Быстро преодолевает расстояние до постели и обхватывает пальцами влажные от пота скулы. Слегка сжимает. И властно зовет:
— Проснись, Мираэль! Проснись!
Колдовские зеленые глаза распахиваются, и Аттавио видит плещущийся в яркой зелени ужас и панику. В уголках мгновенно собирается влага, девушка тихонько всхлипывает и снова жмурится. Трясет головой… Отворачивается.
Но когда Аттавио обнимает ее и прижимает к себе — не дергается и не вырывается. Более того — сама неуверенно протискивается ладошками к груди…. Зарывается в складки рубашки… Греется.
И жмется… Доверчиво… Жадно…
Это воодушевляет.
— Тш-ш, девочка, — шепчет Аттавио, поглаживая Миру по голове, — Все хорошо… Все в порядке… Это просто сон… Всего лишь сон…
Но потянулась же? Не отвернулась и не оттолкнулась? Защиты ищет?
Значит, все равно верит? Инстинктивно, безотчетно… Но верит?
Значит, не все потеряно.
И когда представляется такая возможность, он перетаскивает девушку к себе на колени и укачивает, как ребенка.
Противоречиво? Странно?
Но, наверное, есть в этом что-то судьбоносное. И неизбежное.
Не просто так чертовка-судьба именно Мираэль Тордуар поставила на его дороге, когда Аттавио искал пути подняться повыше. Не просто так позволила разойтись, чтобы, возможно, лишить перспективы медленного, но верного процесса расцветающей в их душах неприязни и ненависти друг к другу. Не просто сохранила ее чистой и невинной для него, своего мужа, а ведь при таком красивом личике найти приличного ухажера не составило бы никакого труда. Даже в таком захолустье, как Фэрдер.
А дальше, конечно, дело техники. Он сам сделал все, пока та же судьба отошла в сторонку, с усмешкой глядя на то, как странным образом утраивается неравный брак, и сам он буквально съезжает с катушек, хотя ранее подобного с ним никогда не случалось. Потому и спрашивает — мягко и аккуратно:
— Расскажешь, что снилось?
Мираэль вздыхает и слегка ерзает. Совсем как котенок, который переминает лапками, чтобы найти более удобное положение.
— Не помню, — шелестит тихонько, — Что-то… неприятное…
— Из-за меня?
— Мм… Может быть…
— Простишь меня?
Девушка медленно поднимает голову и смотрит мужу прямо в глаза. И лиственная зелень неожиданно окутывает его, заставляя почувствовать если не облегчение, то что-то приятное и щемяще нежное.
Размякает он… Становится сентиментальным…
— Ты испугал меня, Аттавио, — к счастью, отвечает она, — И больно сделал. Очень больно… До сих пор… болит… там…
Скулы графини вспыхивают, как огоньки, и сама она пытается снова опустить голову.
Но мужчина аккуратно перехватывает ее челюсть пальцами и фиксирует.
— Очень болит? Может, врача вызвать?
Мираэль морщится. И краснеет еще сильнее.
— Обойдусь. Но больше… так не делай.
— Так простишь? — спрашивает мужчина строго, внутренне ликуя и почти не веря, что все получилось настолько просто.
— Прощу. Но больше так не делай, ладно?
— Договорились, — чувствуя облегчение, Аттавио прижимается губами ко женскому лбу и целует. — Но точно не надо врача?
— Не надо, Аттавио. Правда. Однако я жду объяснений.
— В смысле?
— В смысле
