Исцеление сердца - Сьюзен Фанетти
Леифу пришлось бороться за каждую каплю уважения среди своего народа. Он поднялся против своего собственного ярла и доказал право власти снова и снова. И он был один. Он отрекся от любви всей своей жизни.
А Вали все не мог его простить.
Так что хватит. Хватит умолять о прощении. Хватит пытаться вернуть дружбу. Хватит. Если Вали так легко отказался от его дружбы, может, он ее и вовсе не ценил.
Единственный человек, которому он был должен искупление, не мог даже выносить его присутствия.
Леиф откинул мех и поднялся. Очаг горел красным в темноте и почти уже погас, но ему не нужен был свет, он вырос в темноте, казалось, он всю жизнь должен будет прожить во мраке. Даже дома, в Гетланде, после успешного похода, он чувствовал внутри черную пустоту. Боль в ране беспокоила его, это правда, но было что-то глубже. Намного.
Он жил один — ни любви, ни детей, ни братьев. Его самые близкие люди были далеко, сердцем и телом. И дружба не могла восполнить пустоту.
Завыла собака, и Леиф подошел к двери и открыл ее, выглядывая в ночь. Стояло полнолуние, и вокруг было тихо, только лаяла собака.
Где-то в городе Ольга спокойно спит.
Он был в Карлсе уже несколько часов, но не видел ее. Она не хотела видеться с ним.
Но Бренна была права. Он не позволит смерти Тока стать ее последним воспоминанием о нем.
Он должен с ней поговорить, объясниться. Он должен сказать ей, что любит. Что всегда любил и будет любить.
Стояла глубокая ночь. Если бы даже Ольга и хотела его видеть, сейчас было не время. Леиф вернулся в дом, надел шерстяную тунику, чтобы защититься от ветра новой зимы, и вышел в ночь, чтобы найти ее дом.
— oOo~
Недалеко от дома ярла он нашел дом с маленьким огородиком и пустым загоном для животных. На двери висела коса, сплетенная из сушеных трав. Уверенный, что нашел то, что искал, Леиф стукнул в дверь.
Через мгновение она открылась, и Ольга стояла на пороге. Свет свечи окутывал ее ореолом. Она была одета. И не спала, хоть была и середина ночи.
Она носила теперь одежду его народа: серый хангерок и нижнее платье. Ее темные волосы были заплетены в косу, и Ольга показалась Леифу еще красивее, чем он ее помнил. У него захватило дыхание.
И теперь, через год и даже больше, она наконец-то была рядом, и ее можно было коснуться.
Холодный свет луны встретился с теплым светом свечи, и в их сиянии Ольга казалась нереальной. Но он мог видеть ее глаза, большие и темные и распахнувшиеся от изумления.
— Ольга, — выдохнул он. Его сердце зашлось от боли. — Ольга.
— Нет, — выдохнула она и закрыла дверь.
Без раздумий Леиф вытянул руку вперед и помешал ей запереть засов.
— Пожалуйста, Ольга, пожалуйста.
Она толкала, и он толкал, и вот она сдалась и отступила, почти отбежала прочь. Он вошел в дом и закрыл за собой дверь.
Комната была неярко освещена — только одна свеча и догорающий огонь в очаге. Леиф видел только силуэт Ольги у стола в дальнем конце комнаты. Он не двинулся с места, позволяя ей оставаться вне досягаемости.
— Прости, что пришел так поздно, но я не мог оставаться вдали от тебя, Ольга. Я так скучал по тебе.
— Я не хочу тебя видеть, — и он услышал в ее голосе страх и гнев. — Я не хочу видеть тебя здесь.
Этот страх раздирал Леифа на куски.
— Тогда я не останусь, но я хотел… мне было нужно увидеть тебя и узнать, что с тобой все в порядке. Мне было нужно сказать тебе, что я люблю тебя. Умолять о прощении. Я не хотел причинять тебе боль, никогда. Ты для меня — все.
Неожиданно она двинулась вперед, и тишину прорезал металлический звук. Ольга оказалась совсем рядом, в ее руке был маленький нож, блестящий красным в отсвете огня.
— Я воткну его в твое сердце, прежде чем ты скажешь мне еще одну ложь.
Ее голос дрожал, но она подняла нож обеими руками и приставила к его груди, там, где билось сердце.
Гнев и боль, мешавшие Леифу спать, снова вернулись, и прежде чем он сам осознал, что делает, он обхватил руками ее руки. Они оба держали теперь этот острый маленький нож, и Леиф нажал и погрузил нож в свою грудь.
В шоке Ольга попыталась вырваться, но ее силы не хватило, и Леифу почти не пришлось напрягаться, чтобы сломать ее сопротивление.
— Хватит, — прошептала она, но он не слушал.
Он нажал снова, погружая нож глубже, пронзая тунику. Когда кончик вонзился в его грудь, Ольга вскрикнула, отчаянно сопротивляясь, и Леиф замер, но не отпустил ни ножа, ни ее рук.
— Ты можешь вонзить его так глубоко, как хочешь, любовь моя. Внутри меня ничего не осталось. Мое сердце умерло, когда я потерял тебя.
Он снова нажал, и нож вошел глубже в его плоть, и теперь Леиф ощутил боль. Крови не было — нож еще не пронзил толстую кожу шрама, не разрезал ее на пути к сердцу.
Теперь Ольга билась в его руках, как безумная, пытаясь всем телом повиснуть на его руках, освободиться, не позволить ему — и себе — делать то, что он делает. Леиф нажал еще, и наконец, ощутил тепло хлынувшей крови.
— НЕТ! НЕТ! НЕТ! PALUN! EI! EI! EI! — кричала она так громко, что Леифу подумалось, что кто-то может услышать крики снаружи и подумать, что ей нужна помощь.
И потом она обмякла: колени подогнулись, и Ольга упала на пол. Резкий рывок заставил нож двинуться в ране, и наконец, причинить настоящую боль. Леиф отпустил ее, и Ольга свернулась на полу, рыдая.
Он вынул нож из груди и отбросил его в сторону.
Глава 15
Пойманная в ловушку воспоминаний о дне, когда деревня была сожжена и ее братья погибли, Ольга не понимала, что происходит вокруг. Она свернулась на полу в клубок, обхватила руками голову и пальцами вцепилась в косы.
Она чувствовала, как лезвие вонзается в грудь Калью, скользит по его ребрам, протыкает сердце. Она чувствовала это сейчас, потому что чувствовала и тогда. Воздух казался горячим — как тогда, когда пламя охватило ее брата, превращая его кожу в черные угли. Она чувствовала
