Мельничиха из Тихого Омута (СИ) - Лакомка Ната

- Граф пообещал спонси... оплатить постройку дороги, - приврала я, потому что граф ещё ничего точно не обещал. Обещал только посмотреть мою смету по расходам.

- Фуллартон? - недоверчиво переспросила Сюзетт, глядя на меня широко распахнутыми глазами. - С чего это господин граф так расщедрился?

- Я же тебе говорил, что у хозяйки язычок как надо подвешен, - добродушно засмеялся её отец. - Слышала бы ты, как она у нотариуса говорила. Как курочка цокотала, без запинки.

Мы с Сюзетт одновременно оглянулись на него.

Опять эта курочка. С чего бы Квакмайер заговорил о ней?

- Отец говорит, вы забрали расписки у этих гадких мастеровых, - Сюзетт снова посмотрела на меня, похлопав ресницами.

- Отчего же они - гадкие? - медленно сказала я. - Просто люди. В их глазах гадкие те, кто вовремя не отдают долги.

- Ну да, вы правы, - виновато засмеялась Сюзетт.

Нет, определённо - рот у неё и правда был широковат. Всё хорошо, только рот немного портил красоту.

Мы выехали на лесную дорогу, когда позади раздался бешеный перестук копыт.

- Кто там ещё летит? - недовольно сказала Квакмайер, сворачивая к обочине. - Тут как раз поворот - и столкнуться недолго.

«Лошадиное ДТП, - подумала я про себя. - Виновный промчался на красный свет. А, простите, светофор как раз не работал. То есть, светофора и в помине не было».

Лавочник оказался предусмотрительным, потому что если бы он продолжал ехать посредине дороги, столкновения точно было бы не избежать. Из-за поворота вылетел всадник в чёрном на чёрном коне - судья Кроу!.. Он мчался так, словно его преследовала вся нечисть мира одновременно.

- Осторожнее! - крикнул Квакмайер. - Так и шею свернуть недолго!.. - но судья уже скрылся из глаз. - Вот сумасшедший, - сплюнул лавочник. - Куда он так летит? На пожар, что ли?

Я бы тоже не отказалась узнать, куда это так торопился наш судья, но промолчала, хотя путешествие сразу перестало быть приятным. Я ёрзала, сидя на мешке, набитом сеном, который служил сиденьем в повозке, и мысленно понукала лошадей быстрее переставлять копыта.

Честное слово, я бы пешком добралась быстрее!..

Но в повозке ехало моё добрище - несколько штук полотна, жаровня, кусок мездрового клея, и мне не хотелось оставлять их без присмотра. Особенно клей, который я держала на коленях, не выпуская из рук, как самое драгоценное сокровище.

Вопреки моим опасениям, мельница стояла на прежнем месте и была в целости и сохранности. И на самой мельнице всё было в порядке - Жонкелия как раз принимала очередного посетителя с повозкой, груженной до краёв мешками с зерном.

Тут уже некогда было размышлять над странностями господина Кроу. Жонкелия покрикивала на работников, я забрала покупки, попрощалась с Квакмайерами и шорником, и помчалась в кухню - стряпать луковые, готовить ужин строить планы на завтра.

Этим вечером (очень ожидаемо) судья не проехал мимо мельницы. Не было его и утром. Я зря простояла полчаса на дороге, прижимая к груди чашку с французским омлетом по-деревенски - внутри яичного блина запекались кусочки солонины, обжаренный лук и душистые травы.

Всё это было странно, но я утешала себя тем, что дел у судьи всяко больше, чем у мельничихи, и если бы произошло что-то по-настоящему ужасное, господин Кроу уже нарисовался бы и задавал всякие каверзные вопросы, сдвигая свою нелепую шапочку-клюв на затылок.

А пока мне тоже надо было уделить время особым делам, а именно - выполнению нашего с графом договора.

Для этого были собраны в груду тряпки, которые мы с Жонкелией выгребли во время уборки со всей мельницы и сначала собирались сжечь. Тряпье было грязным и засаленным, что-то - откровенная ветошь, но пришлось побороть брезгливость и, вооружившись ножницами, разрезать эту ветошь на кусочки. Я старалась резать на лоскуты помельче, но это оказалось не так-то легко - крепкая натуральная ткань поддавалась с трудом, поэтому я провозилась почти до полудня, натерев колечком от ножниц мозоль у основания большого пальца.

Далее на заднем дворе, рядом со злополучной голубятней, соорудили небольшой очаг, обложив его камнями, и навесив над огнем старый котел, который Жонкелия пожертвовала

- как от сердца оторвала, и только после моего клятвенного обещания, что скоро мы купим три новых котла.

Потом по моей гениальной задумке полагалось варить тряпки с известью. Но проблема была в том (нет, речь не шла про Жонкелию, которая стенала, что моя затея - напрасный перевод дров и прямо об этом высказывалась), что я не знала ни пропорции, в которой следовало засыпать известь, ни того, нужно было засыпать гашеную известь или активную.

В список необходимых покупок были внесены весы и кожаные перчатки. Мездровый клей я растворила в ведре, и хотя он был не самого лучшего качества, решила использовать именно его, потому что переводить муку на клейстер я не решилась (это кощунство -тратить продукты), а варить рыбий клей казалось мне делом сложным и муторным. К тому же, второго старого котла, для варки клея, на мельнице не нашлось, а брать для этих целей котёл, в котором мы варили супы и похлёбки было точно неразумно.

А ведь надо было ещё организовать место для сушки бумаги, обзавестись прессом и приготовить специальные формы...

Вытащив все запасы извести, хранившиеся на мельнице (о да, опять пришлось выслушать многое от мамаши Жо), я разделила известь на порции и бухнула в котел с тряпками и водой около килограмма.

Переждав, пока из котла минут пять валил столб белого дыма (пришлось успокаивать прибывших на помол зерна клиентов, что это - не пожар), я подбавила огоньку и перемешала варево черенком метлы, хихикнув про себя, что сейчас я похожа на самую заправскую ведьму - посмотрел бы судья.

Далее следовало беспрерывно варить тряпичную массу часов десять-двенадцать, а поэтому можно было проверять котёл периодически, и уделить время другим домашним делам.

При помощи Жонкелии я тщательно выстирала покупное белье и села мастерить простыни и наволочки, мечтая, как наконец-то застелю постели нормальным бельем. Жонкелия же подсказала, сколько требуется купить ткани, чтобы сшить на зиму теплые юбки, стеганые кофты, сколько купить шерстяных ниток, чтобы связать к холодам носки и чулки. Всё это я тщательно записала, собираясь купить в следующий свой поход в город. Кузнец сказал, что решетки будут готовы через три дня, и заказ следовало забрать. А для этого снова пришлось бы просить кого-то подвезти меня - хотя бы обратно, потому что тащить на спине металлические решётки мне совсем не улыбалось.

Тут очень нужен был судья, но к вечеру он снова не появился, а перед самым закатом к нам прикатил крестьянин с очередной порцией зерна и новостью - господин Римсби утонул вчера под вечер, похороны назначены на субботу.

- То есть как это - утонул? - спросила я резко, позабыв о варившихся тряпках, хотя как раз собиралась отправиться на задний двор, помешать в котле. - Где это он утонул?

- Да совсем недалеко от вас, - крестьянин махнул рукой в ту сторону, откуда совсем недавно судья вывозил труп Шолдона. - Зачем только он в озеро полез?

- Вот именно - зачем, - мрачно буркнула Жонкелия и прикрикнула на работников: - Что уши развесили? Человек торопится! Ночь на дворе! Быстро разгружаем телегу и быстро тащим мешки на помол!

Она ушла следить, как будут засыпать зерно в жернова, а я принялась осторожно расспрашивать клиента:

- Бедный господин Римсби и правда утонул?

- Без сомнений, - бодро ответил крестьянин. - Дохляк дохляком, значит.

- Я не об этом, - воровато оглянувшись по сторонам, я понизила голос: - Он утонул сам... или ему помогли?

- Да кто ж его разберет? - крестьянин почесал затылок. - Понятно, что по Римсби никто плакать особо не станет. Но граф очень переживал. Такого слуги лишился. Просил судью, чтобы дознание проводилось со всей строгостью.

- Судья ведёт это дело? - спросила я.

- А кто же ещё? - крестьянин пожал плечами.