Мертвым можно всё - Евгения Соловьева
Всеблагая Мать! Как есть она! Главную площадь Верокьи уже двести лет украшает фонтан работы величайшего Джакомо дель Арбицци, прозванного Прядильщиком мрамора. Единственного, кто умел ваять, превращая тяжелый камень в подобие полупрозрачного шелка, покорного и нежного. А Всеблагая Мать в облике «Весны» – его лучшая работа. Лучано сам не помнил, сколько раз ею любовался. Да что там! Лет в тринадцать-четырнадцать ему достаточно было сбегать на площадь и посмотреть на «Весну», чтобы потом всю ночь изнывать в томных жарких грезах, которые неизменно заканчивались неловкостью за мокрые простыни.
Но «Весна» дель Арбицци была неподвижна! Совсем юная девица, стройная, как цветок на длинном стебле, но обещающая пленительно распуститься совсем скоро. Небольшая округлая грудь совершенной формы, увенчанная остренькими бутонами, тонкая талия, почти плоский животик и плавные линии бедер, переходящие в стройные длинные ноги. Она ступала в воду фонтана, лукаво улыбаясь, придерживая одной рукой собранные на затылке длинные волосы, протянув другую вперед, словно опасаясь, что волна раньше срока лизнет колени. О, эти ямочки под ее коленями! Тонкие ключицы! Точеные лодыжки и щиколотки, на которые можно смотреть часами, даже не прикасаясь…
Если бы Лучано спросили, он бы поклялся чем угодно, что в мире нет женщины прекраснее, чем «Весна». Именно потому, что живой такой быть не может! Всем известно, что дель Арбицци ваял девичье воплощение Всеблагой, собрав семь прекраснейших натурщиц! Лицо, тело, волосы – каждая принесла мастеру лучшее, что имела. И когда он закончил, сама Всеблагая пришла к настоятелю своего храма во сне и велела воздать мастеру великую честь, потому что он изобразил ее прекраснее, чем она есть на самом деле.
Сколько раз «Весну» хотели купить у Верокьи! Сколько раз пытались отнять силой! Богатейший род Риккарди, предки королевы Беатрис, чтоб ей не уснуть без кошмаров, предлагали выкуп в сто золотых каждому жителю города. Сто! Бедняку хватит на много лет! Но тогдашнего дожа Верокьи, который согласился на это, разгневанные жители выволокли из дворца и выпороли прямо возле фонтана, а потом с позором изгнали из города! Вот что такое «Весна»…
А сейчас девушка, словно покинувшая фонтан, со смехом плескалась в чернильной воде озера, озаренная лунным светом. Белоснежный мрамор обнаженного тела, темные от воды волосы, где рыжина скорее угадывается, чем видна на самом деле, лицо… Вот лицом синьорина Айлин была не слишком похожа на «Весну». Конечно, иначе Лучано заметил бы это гораздо раньше! Черты немного другие, разрез глаз и форма губ… Но посадка головы! Но этот жест, которым она откинула волосы, что упали ей на грудь мокрыми жгутами! И линии тела – те же самые! Юная женственная красота, еще не сознающая всей своей силы, но уже зовущая к себе так, что не устоять.
Огромный белый пес носился вокруг нее по мелководью, плескался, бил лапами, поднимая облако сверкающих брызг, и Лучано сглотнул, чувствуя, что рот и горло пересохли. Он словно оглох и ослеп ко всему, кроме увиденного, и только этим можно было объяснить то, что случилось несколько мгновений спустя.
– Фарелли, я вам голову оторву! – раздался яростный шепот, и мощная рука легла на плечо Лучано, стиснув его до боли. – Вы с ума сошли! Позорить… ее?!
Лучано встряхнул упомянутой головой, не сразу сообразив, что нужно бастардо. Только испытал досаду, что ему мешают. А потом так изумился, что вместо оправданий не менее возмущенным шепотом возразил, не оборачиваясь:
– Это вы с ума сошли! Да как бы я осмелился! Подумать неприличное… Да о ком угодно, только не о ней! Она же… вылитая Всеблагая! Всеблагая Мать в облике «Весны»! Ради всех богов, неужели вы в этом своем Дорвенанте совсем не умеете ценить красоту?! Она же… совершенство! Чистая нежная прелесть! Да я даже не думал ни о чем таком, пока вы… Вы! И уберите руку, синьор, чтоб вас! Никогда, слышите… Никогда так не подходите к человеку, если не собираетесь его убить!
Его тряхнуло от запоздалого стыда за то, что позволил кому-то просто подойти к себе сзади. Он, Шип! Этому дорвенантскому медведю с сотней благородных предков, или сколько их там у него! Да если бы не это… эта… не чудо, что плещется в зачарованном озере! Вот сработало бы тело раньше головы, прыгнул нож в руку и…
– Это нечестно, – так же тихо, но уже без возмущения сказал бастардо, явно ошеломленный его напором, и убрал руку. – Слушайте, я понимаю ваш… э-э-э… итлийский характер, но смотреть на девушку без ее позволения недопустимо!
– Вот и не смотрите! – с наслаждением отрезал Лучано, слегка повернувшись и поняв, что Вальдерон в самом деле старательно отводит взгляд от картины в озере. – Вы человек благородный, вам нельзя. А я простолюдин. И развратный итлиец к тому же. Мне можно все!
Фыркнул, приходя в себя, с огромным сожалением отвернулся и уныло добавил:
– Ну что вы за человек такой, а, синьор? Я ведь и правда без всяких грязных помыслов, клянусь Всеблагой.
– Верю, – бросил бастардо. И добавил совершенно серьезным тоном: – Только поэтому голову и не отрываю. Айлин мне как сестра, ясно? И подглядывать за нею я никому не позволю даже из самых… благочестивых помыслов.
– Не повезло вам тогда, синьор, – посочувствовал Лучано. – Иметь такую сестру, о которой даже мечтать нельзя! Ладно, как скажете. – А потом добавил с расчетливой мстительностью: – Ну, раз она вам как сестра, никаких разговоров быть не может, верно? А я-то хотел рассказать вам про веснушки…
– Какие веснушки? – процедил бастардо.
– Маленькие, – с нежной вкрадчивостью уточнил Лучано. – Золотистые такие, просто ах! Неужели вы никогда не задавались вопросом, где они еще у синьорины Айлин, кроме лица? М-м-м?
Он ловко увернулся от Вальдерона и, смеясь, выскочил из кустов.
– Фарелли! – умудрился рявкнуть бастардо шепотом. – Вы же не могли! Не могли их разглядеть.
– Как скажете, синьор, – весело согласился Лучано, отступая по тропе спиной назад и зорко наблюдая за возмущенным дорвенантцем. – Нет-нет, никаких разговоров! Я чту добродетель синьорины Айлин и вашу заодно! Всем сердцем! Кстати, вы ведь принесли дрова? Утки уже готовы стать нашим ужином!
– Ну вы и мерзавец! – почти восхищенно простонал Вальдерон. – Никакого стыда! Правильно я подумал, что вы кое на кого похожи.
– О-о-о! – заулыбался Лучано. – И на кого же? Может, обменяемся секретами, м?
– Нет! – отрезал Вальдерон с неменьшей мстительностью. – Идите уже, занимайтесь утками! И я надеюсь, что, когда пойду купаться, в кустах вас не будет.
– Один – один, – поклонился Лучано как мог изящно. – Не извольте беспокоиться, синьор. И советую не задерживаться здесь слишком долго, иначе за бесстыжего мерзавца примут уже вас.
Вальдерон что-то фыркнул позади, но Лучано уже несся по тропинке, перейдя с шага на бег. Ему казалось, что сейчас он мог бы добежать до самой Верокьи! Что-то горячее и острое жгло внутри, колотилось, будто вместо одного сердца в груди разом забилась дюжина. Он с удивлением думал, как был неосторожен. Да с чего из него вообще поперла эта хмельная насмешливая дерзость? Быть пойманным на подглядывании за благородной девицей и вместо почтительных извинений начать огрызаться!
Бастардо ведь мог его выгнать! Что там выгнать, в Верокье за подобное благородный синьор велел бы слугам запороть наглого простолюдина насмерть, и все приняли бы это как должное! Положим, сейчас у них в отряде иное положение, но все-таки… Да уж, втерся
