Крапива - Даха Тараторина
Страх, сковывающий травознайку долгие годы, нашёптывал, что лучше бы оставить княжича в покое. Ну как нашёл он ту, которую искал? Ту, что не боится сгореть в его пламени, что сама ответит с таким же жаром? Страх никуда не делся, но Крапива отбросила его и двинулась вперёд.
– Я запрещаю тебе! Влас!
Прежде, чем она коснулась его загорелого плеча, видение растворилось. Теперь пред нею сидел Шатай. Шлях улыбался дурной улыбкой и слегка покачивался из стороны в сторону под колыбельную Мёртвых земель. А за его спиной сидела, оплетая юнца паутиной седых волос, старуха-Байгаль. Кошка, дитя, прекрасная дева или карга – она была всеми. И для каждого из гостей нашла угощение по вкусу.
– Я с тобой, сынок. С тобой. Уж я-то не брошу…
Старуха шептала ему, а глаза шляха туманились поволокой. Крапива позвала:
– Шатай!
Байгаль глянула на неё из-за плеча пленника.
– Зачем он тебе? Он сделал всё, чего ты желала. Ты можешь спасти того, второго, и вернуться домой. Оставь мальчика… мне. Он станет мне сыном.
Тонкие морщинистые пальцы впивались в его торс, казалось, вот-вот прорежут рубаху. Седые волосы оплетали, проникали под кожу, намертво сращивая мать и сына.
Шатай улыбался.
– Нет! Ему больно!
– Не больнее, чем рядом с тобой, девочка. Сын Мёртвых земель не нужен тебе. Признай, что лишь играла с ним. Признай и отпусти.
– Неправда… Я… не хотела!
– Но сломала его.
– Я бы сдержала слово!
– Ему не нужно твоё слово. Он хотел твоей любви. Он ведь пугает тебя. Признай.
Пугает. Как и Влас. Как любой мужчина, которого встречала на пути запуганная девочка. Крапива твёрдо ответила:
– Страх не пропадёт никогда. Но решает не он. А я.
– И что же ты решишь? Кого спасёшь от тьмы?
Они оба были рядом и вместе с тем невыразимо далеко. Протяни руку – и коснёшься… Каждый со своим одиночеством.
Крапива облизала пересохшие губы. Узор из листьев крапивы пощекотал ей кожу.
– Я не буду выбирать. Я забираю у тебя обоих.
Ожил узор, ожили травы под ногами, ожили семена, покоящиеся глубоко под землёй. Травознайка протянула руки, и зелёные побеги кольцами спустились с них и потянулись к мужчинам – шляху и княжичу.
Одной Рожанице ведомо, сумеет ли она вытащить хотя бы одного… Но, если бросить второго, то и самой выбираться нет смысла.
Изумрудные плети преодолели границу меж сном и реальностью. Они пробились сквозь Пустую землю, сквозь колдовской морок, сквозь страхи. Пробились, чтобы позвать.
***
Шатай улыбался, когда зелёный побег прорвался сквозь толщу ковров. Резные листья казались знакомыми, но вспомнить никак не выходило… Он потянулся к ростку, но руки, словно подвешенные кем-то на ниточки, не слушались. Он потянулся снова, и незримые путы натянулись под кожей.
– Она никогда не полюбит тебя. А я уже люблю, – шепнула ему Байгаль. – Останься!
Она… Она… Та, что не полюбит… Шатай распахнул глаза и вскрикнул:
– Аэрдын!
***
Прекраснейшая из всех, кого он встречал. Желанная, горячая, податливая. Эта женщина ласкала его и дарила всю себя.
Но Власу было холодно.
Стройные бёдра и гибкий стан, блестящие волосы, укрывающие высокую грудь… Что ещё нужно?!
Княжич глядел на неё, но не видел. Силился отдаться, но будто сам себе боле не принадлежал. Тогда кому?
Изумрудная плеть протянулась по подушке возле его виска. Влас мотнул головой, но резной лист крапивы назойливо льнул к щеке. Крапивы…
– Крапива!
Он резко сел, и степная ведьма кубарем скатилась с него, приземлившись на четвереньки, как ловкая кошка.
– Крапива… – повторил Влас.
Глава 15
Они очнулись все трое разом, лёжа вповалку на подушках в юрте Байгаль. Сама ведьма сидела у очага и, несмотря на жару, грела у углей ладони. Серая пуповина тянулась вверх, но у дымного окошка делала петлю и складывалась в причудливый узор, напоминающий то стоящее на холме дерево, то бегущую волчицу, то кланяющуюся ветру пшеницу. В очаге бурлило зелье, и от терпкого запаха его делалось дурно и весело.
Крапиве всё чудилось, что сон не отпустил её. Двинься – и снова стянут локти тугие вьюнки жгучей травы. Она на пробу пошевелилась.
– Ну чего ёрзаешь?
Кто б поверил, что так обрадуется травознайка, заслышав недовольное роптание княжича! А уж когда Шатай тоже высказался…
– Нэ сдох ещё? Жаль…
Слёзы сами навернулись на глаза. Тут бы смутиться, что проснулась в объятиях двух мужей, но Крапива повинится в этом после. Нынче же она кинулась к одному, к другому и поочерёдно расцеловала их в щёки.
– Думала, всё… А вы… вы…
– Да что ты лепечешь, право слово? Баба…
Не умел Влас принимать женской радости, как, впрочем, и слёз. Он, не прекращая, ворчал, пока лекарка обнимала его за шею, и лишь порозовевшие скулы выдавали, что не так уж неприятно было ему это ликование.
– Шатай, ты прости меня! Знаю, что столько бед тебе принесла, что из-за меня ты семью бросил… Прости! Всего меньше хотела тебе Лихо на закорки посадить!
Навряд Шатаю от её слов полегчало. Правду молвить, другие речи желал он услышать. Но когда аэрдын прижималась теменем к его груди, когда гладила уставшие плечи, когда касалась губами подбородка (касалась – и не жгла!), он на миг подумал, что, может, и не зря покинул племя.
– А это у тэбя что?
Будто бы удивлённый изумрудным рисунком на коже травознайки, он осторожно провёл пальцем по её шее до кромки рубахи. Крапива смутилась: и оттолкнуть негоже, и рассказывать непонятно что… Она покосилась на Байгаль.
– Не нравится мне эта ведьма. Что она тебе наколдовала? – Влас опалил недобрым взглядом спину Байгаль и притянул Крапиву к себе, вырывая из шляховских объятий. Шатай скрипнул зубами, а княжич, словно издеваясь, отвернул ворот рубахи лекарки и заглянул в вырез. – Показывай.
Крапива отчаянно покраснела и уперлась ладонями ему в грудь. Влас наслаждался тем, что проклятье не трогало его. Как, впрочем, и Шатай.
– А ну-ка убрали руки! – возмутилась лекарка. Узор на её теле зашевелился и ужалил сначала одного, потом второго. – Ишь, распустились!
Тогда подала голос степная ведьма.
– Девочка быстро повзрослела, – усмехнулась она.
Мужчины ощерились:
– Ты кто такая?
– Нэ подходи лучшэ!
Байгаль с трудом сдержала улыбку. Одна Крапива ощутила силу, витающую подле ведьмы. Угрозы смешили её. Лекарка проговорила, сама не уверенная, но точно знающая, что злить колдовку себе дороже:
– Байгаль спасла нас. Будьте почтительнее.
